Воистину, сегодня надо быть очень наивным человеком, чтобы увидев объявление о грядущем спектакле по разделу "русская классика" (и зарубежная тоже), всерьез надеяться на встречу с образами, которые сформировали твое отношение к жизни, искусству, воспитали в меру сил личные нравственность и эстетику. Не обольщайтесь! И будьте готовы к сюрпризам самого неимоверного свойства. Скажем, действие "Трех сестер" будет разворачиваться на огромной, во всю сцену, тахте, соответственно, персонажи – в неглиже, не взирая на пол и возраст. Или вместо шекспировских мужчин и женщин увидите расплющенных комплексами трансвеститов. Режиссерский произвол вполне может заменить подвиг на предательство, а высокую любовь на подзаборную похоть... И если хватит сил досмотреть все это до конца, то выйдете из театра (типа, храм искусства!) с чувством недоумения и гадливости.
Увы, сия потеха над классикой не вчера началась: вспомним хотя бы уморительное посещение Остапом Бендером и Кисой Воробьяниновым гоголевской "Женитьбы" в театре Колумба, где от Николая нашего Васильевича осталось одно название. Но то были единичные выходки вроде свистка с галерки. Нынче же редкий театральный функционер удержится от того, чтобы не изувечить (скажем политкорректно – трансформировать) попавшего ему в руки классика до неузнаваемости. Новаторство? Мощный творческий потенциал? Да нет, чаще всего просто следование повальной моде на гниль, абсурд, распад. А то ведь тусовка не поймет, прослывешь консерватором, импотентом...
К стыду нашему, процесс этот далеко зашел, мусорный ветер гуляет по сценическим подмосткам от Москвы до самых до окраин. И надо ли удивляться, что молодежь сейчас говорит преимущественно на матерщине и фене вместо русского языка? Скажете, эка загнул! Где театр и где обиходная лексика? Но ведь культура всепроникающа, не так ли? Впрочем, обойдемся без тупого буквализма, ведь и в оные времена не все (мягко говоря) зрители МХАТа немедленно после спектакля пускались в духовный рост...
Однако не все так плохо, а уныние – грех тяжкий. Тому живое свидетельство – спектакль "Великолепный дар Изоры", показанный недавно в московской библиотеке имени Лермонтова. Это сценическая композиция, в основе которой две из четырех "Маленьких трагедий" Пушкина ("Пир во время чумы", "Моцарт и Сальери") плюс несколько его стихотворных шедевров: отрывок из "Евгения Онегина", "Бесы", "Пророк".
Заметное место в спектакле занимает посвященная последним часам Пушкина перед дуэлью драматическая поэма "Ночь", принадлежащая перу Владимира Корвина-Пиотровского. Этот превосходный поэт Серебряного века, представитель первой волны русской эмиграции, близко знакомый с Буниным и Набоковым, практически неизвестен нашим читателям. И его появление здесь и сейчас – как знак благодарной памяти и связи поколений во имя всего того, что издревле утверждает, хранит, защищает классическое искусство.
Итак, три актера – Николай Прокофьев, Светлана Крупнова и Светлана Волошина – берутся показать нам в течение полутора часов "в лицах и декорациях" практически неисчерпаемые мощь и красоту пушкинского гения. Получится? Не свернется ли замысел режиссера спектакля С. Волошиной в комочек неоправданных амбиций? Уверен, что получилось.
В ходе действа я постоянно следил за зрительской реакцией и видел, как все больше и больше подчиняются люди токам, идущим со сцены, как рождается и крепнет феномен сопереживания. И это при том, что сценография спектакля весьма лаконична, никаких, помилуй бог, спецэффектов здесь нет. Наверное, и быть не может, поскольку творческой группе есть чем поделиться со зрителями, а столь привычные нам сейчас "шум, гам, тарарам" в этом случае точно неуместны.
Что же обеспечивает успех спектакля? Конечно, надо быть самодовольным дураком, чтобы взять и перечислить слагаемые отличного творческого результата. Но в то же время у любой удачи (кроме лотерейной и т.п.) есть главные причины. Полагаю, что в нашем случае это истовая, на пределе сил работа актеров, их очевидная одаренность и нормальная эстетическая ориентация: искусство профессиональное, мастерское призвано учить и лечить, поднимать и укреплять, а не унижать, оглуплять и запугивать.
Предвижу ухмылку оппонента – назад, в соцреализм, зовешь? О, нет. Делайте что хотите хоть в театре, хоть где угодно, но когда вам вздумается обратиться к классике, трижды подумайте, следует ли искажать, а нередко и калечить то, что прошло проверку временем и сохранено людской памятью как личное, чувственное соприкосновение с радостью, добром, высоким разумом? И даже если герой гибнет, раздавленный своими несовершенствами и окружающей нечистотой, классика вряд ли отнимет у нас надежду. На что? А бог его знает... Как говорил в "Анне Карениной" старый слуга полумертвому от разрыва с женой Стиве Облонскому, "ничего-с, Степан Аркадьич, все образуется-с... "
Да, спектакль, придуманный и сделанный Светланой Волошиной со товарищи, открыто публицистичен, его сверхзадача – защитить Пушкина (читай, нашу классику) от разнокалиберных идиотов и паскудников. Здесь действие равно противодействию. Но чувство меры, художническая интуиция нигде не изменяют режиссеру и актерам. На сцене господствуют не злободневные лозунги, но пушкинские смыслы, их всечеловеческая мудрость и красота.
Вспомним на минутку, как это было. 1830-й, любимое им время, осень. Готовясь к свадьбе с Натали Гончаровой, Пушкин едет в свое нижегородское имение Болдино для оформления наследства и застревает здесь аж на три месяца из-за «холерных карантинов». Но это и к лучшему, прочь уныние и леность! Едва оглядевшись окрест, 9 сентября он пишет своему другу и издателю Петру Плетневу: « Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов»… И ведь наготовил! Ибо «Маленькие трагедии» - лишь часть созданного им в эту счастливую пору, названную затем во всех учебниках и стопудовых анналах пушкинианы «Болдинской осенью».
На рукописях Александр Сергеевич оставил пометки, которые позволяют говорить о более-менее точных «днях рождения» пьес: 23 октября закончена работа над «Скупым рыцарем», 26-го — над «Моцартом и Сальери», 4 ноября — над «Каменным гостем», а 6 ноября — над «Пиром во время чумы». Вот она, вспышка на солнце, световую энергию которой мы получаем и сегодня! Но не все так просто. Этот цикл до сих пор является загадкой для пушкинистов. Каждая из пьес — будто отрывок из утерянного произведения большой формы, но в этом отрывке предельно сконцентрированы суть конфликта и философия персонажей. Да к тому же еще и шутки, на которые наш веселый гений был мастак. В «Маленьких трагедиях» Пушкин явно мистифицировал читателя. Например, «Скупого рыцаря» он выдал за «Сцены из ченстоновой трагикомедии « The Covetous Knight», хотя такого произведения у поэта Шенстона нет вовсе. А «Пир во время чумы» действительно перевод фрагмента трагедии Вильсона «Город чумы» (как и было обозначено Пушкиным в подзаголовке), но перевод столь вольный и превосходящий оригинал, что практически можно говорить о «Пире» как о самостоятельном произведении.
Сценическая судьба «Маленьких трагедий» начала складываться еще при жизни Пушкина. 27 января 1832 года в Петербурге представили «Моцарта и Сальери», но успеха не случилось: трагедию сыграли во время съезда гостей, которые купили билеты на водевили модного сочинителя Шаховского... Премьера «Скупого рыцаря» была назначена на 1 февраля 1837 года, но за три дня до того скончался раненный на дуэли Пушкин, и спектакль был отменен.
В общем, так оно и пошло: шедевр несомненный, а как к нему подойти, как превратить в хороший спектакль – неизвестно. Видимо потому и небогата его сценическая история. Скажем, упорно штурмовали «Маленькие трагедии» в досточтимом Александринском театре (носящем, кстати, имя А.С. Пушкина). В 1962 году там вышел спектакль «Маленькие трагедии», к которому режиссер Леонид Вивьен шел несколько десятилетий. В спектакле были заняты прекрасные актеры — назовем здесь Николая Черкасова и Николая Симонова - но критики отмечали, что части постановки получились весьма не равноценными. «Слабым звеном» признали «Каменного гостя», а «Моцарта и Сальери», «Скупого рыцаря» сочли более удачными. Я посмотрел видеоверсию спектакля и должен сказать, что сейчас он может быть интересен лишь историкам театра. При всем уважении к работе режиссера и актеров, его стилистика явно архаична, он построен на буквальном воспроизведении текста пьес и потому вряд ли заденет за живое современного зрителя. Все какое-то тусклое, пыльное, бутафорское, ситуацию школярской скованности, зажатости не спасают даже раскатисто-трагедийные монологи Симонова и Черкасова … Впрочем, постановка держалась на сцене театра не один сезон, претерпевая обновления и вводы новых актеров.
А как с кино? В 1979 году на телеэкраны вышел трехсерийный фильм Михаила Швейцера, где сюжеты и тексты трагедий будто бы принадлежат (или могут принадлежать) Импровизатору из пушкинской повести «Египетские ночи». То есть, «Маленькие трагедии» — причудливый, изобретательный коллаж из многих произведений Пушкина — и поэтических, и прозаических. Центральную идею воплощает созвездие блестящих актеров: Владимир Высоцкий, Наталья Белохвостикова, Валерий Золотухин, Иннокентий Смоктуновский, Сергей Юрский... В результате – красочное, ярко эмоциональное зрелище, проникнутое изрядным мастерством и очевидной любовью и почтением к первоисточнику. Однако, на мой субъективный взгляд, режиссер порой заигрывается в своих фантазийных вставках-интерлюдиях. Скажем, наблюдая за проходным, по сути, персонажем (Чарский в обличье замечательного Георгия Тараторкина), его долгими перемещениями и переживаниями в пространстве «около и по поводу» главного сюжета, думаешь на современный манер: вот умелые начальнички, развели бюджет и сюжет пожиже, и всем хватило…
Что еще? В 2009 году вышел вроде бы новаторский, что называется, авангардно-продвинутый фильм «Маленькие трагедии» Ирины Евтеевой. Режиссер работает на стыке игрового и анимационного кино, в этой технологии эпизоды исполнены актерами, а затем прорисованы художниками. Чтобы упредить потенциальных критиков, поставили в начальные титры лукавые слова «фильм-фантазия». В итоге, видимо, должно было получиться действо, где реальность переплавлена в новый художественный мир. Каково же общее впечатление? Ну да, коктейль пенится, подвижная многоцветная картинка существует, но в этой пестроте, в бесконечных вставных фрагментах (особенно нравятся режиссеру крупные планы ювелирных украшений и цветов в ассортименте) куда-то запропастился наш А.С. Пушкин. Оно понятно: в калейдоскопе перстней, ожерелий и букетов – а иногда балета! – до трагедий ли? Характерно, что текст пьес звучит здесь едва различимой скороговоркой, а от «Пира во время чумы» и вовсе отказались. Дефицит средств? Едва ли, поскольку проект профинансировал Минкульт РФ. Рискну предположить, что « Пир» попросту «не вписался» в декоративную стилистику фильма Евтеевой, а отговорку всегда можно найти. Ну и ладно, ведь «Маленькие трагедии» от этого мимолетного факта ни малейшего ущерба не испытали. Как говорил в «Скупом рыцаре» один серьезный мужчина, «с меня довольно сего сознанья»…
Такие вот дела. Как видим, спектакль «Великолепный дар Изоры» родился и живет в очень непростом историко-культурном контексте. И со своей задачей успешно справляется, прежде всего потому, что Пушкин здесь не столько памятник и «прославленный портрет», сколько современник, собеседник. Есть и еще один признак достойной театральной работы: постановка обладает органическим единством, не распадается на эпизоды и фрагменты. А ведь такая угроза существует, стародавнее мнение о "несценичности "Маленьких трагедий" не столь уж беспочвенно. Думаю, на сей раз авторы спектакля доказывают обратное: если сам Александр Сергеевич назвал свое творение трагедиями, кем надо быть, чтобы не раскрыть этот замечательный жанр должным образом?
Одним словом, идите и смотрите! Когда и где именно – узнать не слишком трудно, ведь в информационном веке живем...