Немецкий период творчества (1822 – 1844)
Поэзия Фёдора Ивановича Тютчева, бесспорно, одно их самых ярких явлений не только на русском поэтическом небосводе своего времени. Благодаря кажущейся простоте, лиричности и глубокому философскому наполнению она принадлежит золотому фонду мировой литературы наряду с поэзией Пушкина и Лермонтова. Строки стихотворений Ф.И. Тютчева широко разлетелись на цитаты, достаточно вспомнить знаменитое
Умом Россию не понять[1],
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить.
Или:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
Поэтический стиль Тютчева начал формироваться на Родине. Основы поэтического сознания будущего поэта были заложены домашним учителем, поэтом-переводчиком С.Е. Раичем, который познакомил его с античной литературой (именно за перевод Горация он, в четырнадцать лет, становится членом Общества Любителей Российской Словесности) и, конечно же, с русской поэзией. Так, исследуя словарный запас поэтических текстов Тютчева на предмет употребления архаизмов, Ю.Н. Тынянов утверждал, что Тютчев принадлежит к авторам, опирающимся именно на русские традиции XVIII-го века[2]. В шестнадцать лет юноша примкнул к московскому кружку любомудров, куда входили молодые писатели Шевырев, Веневитинов, Хомяков и другие. Любомудровцы увлекались идеями немецкого философа Шеллинга, романтической метафизикой, и другими модными новшествами. Тогда Тютчев не мог предположить, что пройдёт несколько лет, и он познакомится с Шеллингом лично.
Принимая во внимание, что Тютчев заступил на службу русской миссии при баварском дворе восемнадцатилетним юношей, уже имевшем представление как о классической поэтике, так и современной философии, дальнейший ход событий развивался вполне естественно: в Германии поэт пополнял свой духовный багаж новыми знаниями и впечатлениями. Пропуская их через свою творческую индивидуальность, талантливый молодой человек вобрал в себя образцы лучшей поэтической мысли запада и России, что со временем позволило ему занять достойное место на поэтическом Олимпе.
Тютчев прослужил в Баварии шестнадцать лет, потом остался здесь ещё на четыре года как частное лицо, то есть, в Германии прошли его лучшие молодые годы. Исходя из этого можно достаточно смело утверждать: человек и поэт Фёдор Иванович Тютчев окончательно сформировался в Германии. Развитие и становление его индивидуальности продолжалось под влиянием духовной атмосферы, сложившейся к тому времени в немецком обществе. Символично, что первая публикация в России, появившаяся в 1836 году благодаря Пушкину, была озаглавлена как «Стихотворения, присланные из Германии» за подписью «Мюнхен. Ф.Т.». И ещё: чуть ли не треть из дошедших до нас стихотворных произведений была написана в Германии. То есть именно в баварский период жизни в поэтическом сознании Тютчева произошло слияние разных культурных систем, эстетик и направлений, в результате чего сформировалось его новое философско-лирическое мироощущение. Зазвучал ни на кого не похожий голос с оригинальными поэтическими интонациями. Видимо, поэт хорошо усвоил принцип Общества любомудров, сформулированный его идеологом Д. Веневитиновым: «Самопознание – вот идея, одна только могущая одушевить вселенную; вот цель и венец человека». Философия, к которой Тютчев проявлял интерес с ранней юности, стала основной составляющей его поэзии. Тютчева принято называть первым русским поэтом-философом. Как отмечала Л.Я. Гинзбург «Тютчев нашел новый метод философской лирики»[3].
Чтобы лучше понять атмосферу, в которой жил молодой чиновник за границей, стоит дать небольшую историческую справку. В 1825 году на баварский трон восходит король Людвиг I, который, будучи ещё кронпринцем, зарекомендовал себя как покровитель наук и искусств. Король владел четырьмя иностранными языками, читал в оригинале античных классиков, писал стихи на баварском диалекте и слыл либералом (поначалу). В 1827 году он лично посетил И.В. Гёте в Веймаре, чтобы вручить к его 78-му дню рождения Орден баварской короны. Людвиг I писал: «Я хочу сделать из Мюнхена город, который будет отождествляться с Германией: кто не видел Мюнхена, тот не знает Германии».
Король приглашает ко двору самых знаменитых архитекторов, которые создают уникальные архитектурные ансамбли в стиле, отражающем представление самого короля о классицизме, так называемые Афины на Изаре[4]. Правда, по этому поводу Генрих Гейне, проезжавший через Мюнхен в Италию, съязвил: «Так называемые Новые Афины, межу нами говоря, нечто смешное». Однако это «нечто смешное» до сих пор является местом паломничества туристов со всего света.
В Мюнхенский университет король приглашает видных учёных: поэтов, философов, естествоиспытателей, он покровительствует театрам и музеям. При дворе служат знаменитые живописцы и музыканты. В правление Людвига I-го не было войн, но королевство жило в постоянном ожидании если не революции, то смуты. Прожив два десятилетия в такой остановке, хорошо изучив это общество изнутри, поняв его суть, ощутив кожей медленное увеличение взрывоопасного потенциала, всё-таки приведшее (уже после отъезда Тютчева на родину) к волнам революции, поэт приходит к славянофильским убеждениям. По всей видимости, это состояние брожения в баварской среде, ожидание каких-то серьёзных перемен выражено Тютчевым в стихотворении «Бессонница»:
Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг –
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих;
И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак, на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали;
И новое, младое племя
Меж тем на солнце расцвело,
А нас, друзья, и наше время
Давно забвеньем занесло!
По своему происхождению и положению в обществе Тютчеву были открыты все двери в Мюнхене и не только. К сожалению, подробных мемуаров о немецкой жизни русского поэта (многие тогда даже не знали, что он поэт) не сохранилось. Представление о ней можно составить только по скудным упоминаниям в переписке друзей или родственников. Таким источником, например, являются дневники А.И. Тургенева, в которых он неоднократно упоминает Тютчева, в частности прогулку «под Аркадами с Тютчевым и Шеллингом»[5] и круг обсуждаемых собеседниками вопросов.
В Мюнхене Фёдор Иванович встречался со многими выдающимися людьми своего времени. На почве романтизма Тютчев близко сошёлся с Г. Гейне, чему есть свидетельства из первых рук – Гейне в письмах упоминает своего «лучшего друга Тютчева». Они состоят в переписке во время путешествия Гейне по Италии [6]. Поэты не только вели беседы на животрепещущие темы, Тютчев по-настоящему интересовался творчеством своего друга, ему принадлежат первые переводы опального поэта на русский язык. Так же в это время творят Веймарский отшельник и его друг Ф. Шиллер. Конечно же, Тютчев хорошо знаком с произведениями обоих, он переводит отрывки из «Фауста», «Оду к радости» (у Тютчева «Песнь радости») Шиллера и другие стихотворения немецких гениев.
Русский поэт бывал и в Париже, где слушал в Сорбонне лекции известных профессоров, встречался с французскими мыслителями, что тоже имело своё влияние на его личность. По воспоминаниям публициста К. Пфеффеля (брата второй жены поэта), по возвращению из Парижа «за исключением Шеллинга и старого графа де Монжела, он не находил себе равных собеседников»[7].
Это свидетельство говорит о духовном росте поэта, хорошо заметном окружающим, о его стремлении познавать и впитывать всё новое, что только появлялось в современном ему мире. О стремлении «познать мир и себя в нём», художественно переосмысляя и выражая это состояние в своих стихотворениях, которые являют собой художественно-философский взгляд на мир. Уже в одном из первых, увидевших свет стихотворений, виден этот уникальный синтез:
Silentium![8]
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои –
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, –
Любуйся ими – и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, –
Питайся ими – и молчи.
Лишь жить в себе самом умей –
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, –
Внимай их пенью – и молчи!..
Раздумья над бренностью и трагичностью бытия одолевают Тютчева в момент болезни жены. Чувство безысходности и понимание неотделимости человека от природы, в которой ничто не вечно, переполняют его глубокой грустью:
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул –
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!..
Всё во мне, и я во всем!..
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, томный, благовонный,
Все залей и утиши –
Чувства мглой самозабвенья
Переполни через край!..
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай!
Силу тютчевского таланта подчеркнул русский философ В. Соловьёв: «И сам Гете не захватывал, быть может, так глубоко, как наш поэт, темный корень мирового бытия, не чувствовал так сильно и не сознавал так ясно ту таинственную основу всякой жизни, – природной и человеческой, – основу, на которой зиждется и смысл космического процесса, и судьба человеческой души, и вся история человечества»[9].
Многим из нас достаточно сложно представить себе, что знакомые с детства тютчевские образы, отождествляемые с русскими пейзажами, были созданы в Германии.
Достаточно назвать «Весенние воды», «Весенняя гроза», «Утро в горах», «Зима недаром злится...», «Осенний вечер» и другие. Однако, для тех, кто бывал в Баварии это не удивительно – пейзажи южного региона Германии очень напоминают природу России. Возможно это и было причиной создания жемчужин тютчевской лирики. Но природа навевала не только светлые лирические пейзажные зарисовки, они соседствовали с философскими раздумьями о вечности мирозданья, как в стихотворении «Видение»:
Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес.
Тогда густеет ночь, как хаос на водах,
Беспамятство, как Атлас, давит сушу...
Лишь музы девственную душу
В пророческих тревожат боги снах!
Обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на безупречное владение (обычное дело для всего европейского дворянства того времени) французским языком, на котором Тютчев общался, писал письма и публицистические статьи, не сохранилось ни одного примера стихотворного произведения на этом языке. Поэзия – то, чем жила его душа, оставалась территорией родного, русского языка. На Родине у него не было широкой известности в литературных кругах, да он и не стремился к этому. Два прижизненных сборника поэта достаточно поздно увидели свет, третий был издан в Мюнхене – на немецком языке в переводах Генриха Ноэ.
Немецкий период жизни Тютчева подарил нам такую поэтическую величину, чью поэзию будут читать всегда. В произведениях поэта, возросшего на стыке культур и литературных традиций, каждое поколение будет находить отклик на собственные мысли и душевные порывы.
Хотя Тютчева ценили такие выдающиеся личности, как Л. Толстой, Н. Чернышевский, Ф. Достоевский, по большому счёту, всё-таки, влияние поэзии Тютчева на русскую литературу в XIX веке было незначительным в силу его не слишком широкой известности. Но уже в начале XX века положение изменилось. Литературоведы отмечают тютчевское влияние на творчество поэтов разных литературных направлений – символистов, акмеистов и т.д. Оно проявлялось в схожести поэтического мышления, стилевых особенностей, а также реминисценциях на Тютчева. Да и сами поэты этого не отрицают, в частности Зинаида Гиппиус так оценивает его влияние на символистов: «Есть в прошлом один, нам подобный, „ненужный всем“ поэт: Тютчев. Любят ли его „все“, понятны ли „всем“ его странные лунные гимны, которых он сам стыдился перед другими, записывал на клочках, о которых избегал говорить? Если мы, редкие, немногие из теперешних, почуяли близость его и его бога, сливаемся сердцем с его славословиями, – то ведь нас так мало! И даже для нас он, Тютчев, все таки – из прошлого, и его бог не всегда, не всей полностью, наш бог»[10].
Во второй половине ХХ века к Тютчеву пришло настоящее всенародное признание, он перестал быть поэтом «из прошлого», его много издавали, его произведения внесли в школьную программу. Литературоведы внимательно изучали и до сих пор изучают его творчество. Заговорили о «тютчевской школе»[11] в русской лирике. Проанализировав поэзию XXI века можно найти множество доказательств влияния поэзии Тютчева и на современных поэтов, но это выходит за рамки темы данного эссе. В заключение хочется сказать, что в 1992 году в Мюнхене вышел сборник поэта в переводе Зигфрида фон Ностица. После длительного отсутствия Тютчев вернулся на немецкую землю. Начался второй период жизни русского лирика в Германии.
[1] Здесь и далее стихи цитируются по книге Фёдор Тютчев. Стихотворения. М.: Изд-во Эксмо, 2004.
[2] Тынянов Ю.Н. Вопрос о Тютчеве//Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. с. 40.
[3] Л.Я. Гинзбург. Русская поэзия 1820-1830-х годов [в:] Поэты 1820-1830-х годов, в 2 т., Ленинград 1972. т. 1. с. 59.
[4] Изар – река, на берегах которой расположен Мюнхен.
[5] http://feb-web.ru/feb/tyutchev/critics/ln2/ln2-0632.htm
[6] К. Пигарев. Жизнь и творчество Тютчева, М., 1962. стр. 60-63.
[7] К. Пфеффель. Заметка о Тютчеве. http://feb-web.ru/feb/tyutchev/critics/ln2/ln2-0332.htm
[8] Silentium! – (лат.) Молчание!
[9] Вл. Соловьев. О поэзии Ф.И. Тютчева http://feb-web.ru/feb/tyutchev/critics/tsb/tsb-0472.htm
[10] Тютчев в поэтической культуре русского символизма
http://feb-web.ru/feb/tyutchev/critics/izvest/i302-465.htm
[11] В.В. Кожинов. О «тютчевской» школе в русской лирике (1830-1860-е годы) [в:] К истории русского романтизма, Москва 1973, с. 345-385.