Расул Гамзатович Гамзатов (1923-2003) – выдающийся поэт, переводчик, публицист и общественный деятель ХХ века, принёсший Дагестану и дагестанской литературе мировую славу и известность. Начав писать стихи в девять лет, Расул Гамзатов достиг высокого общественного и литературного признания, став народным поэтом Дагестанской АССР, Героем Социалистического Труда, Лауреатом Ленинской и Сталинской премий и орденоносцем, более полувека возглавлявшим Союз писателей Дагестана.
Он появился на свет в высокогорном селении Цада в семье народного поэта Гамзата Цадасы. Именно здесь, в этом аварском ауле, название которого переводится как «в огне», среди величественных гор и могучих водопадов, изумрудных лугов и лазурного неба, и суждено было родиться этому огненному, орлиного полёта поэту, гражданину, человеку широкой души и необыкновенной мудрости, сыну Дагестана и патриоту России. Сюда всегда стремилось его сердце, жила боль за будущее родной земли и национальной литературы, тут истоки его уникальной поэтической вселенной, ставшей достоянием всей планеты.
В Москве, в Литературном институте, произошло его творческое становление, бесценными уроками поэтического мастерства и гражданственности стало глубокое проникновение в русскую литературу, в русское поэтическое слово, знакомство и дружба с известными русскими поэтами и переводчиками: «И сердцем всем, сын горца, я привык / Считать родным великий тот язык». Гамзатовские переводы на аварский язык Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Маяковского, Есенина и других поэтов пушкинской плеяды – пример подлинного мастерства перевода. Поэт справедливо считал, что у него две матери – Дагестан и Россия: «Две матери, как два крыла, как две руки, два глаза, две песни. Перед обеими матерями я в сыновьем долгу». В исторических стенах Литературного института он впитал любовь и уважение к культуре и литературе других народов и стал непримиримым борцом против межнациональной и межрелигиозной розни.
Творчество Расула Гамзатова отразило дух Дагестана и кодекс чести горцев, стало манифестом сыновьей любви и примером беззаветного служения родному краю. И хотя поэт не мыслил себя без родного аварского языка: «Без клёкота аварской речи я онемел бы через миг...», – он не стал только национальным поэтом, эти рамки были бы слишком узкие для масштаба его творчества и личности, он стал Поэтом Мира. Слово, сказанное им в горах Дагестана, звучало эхом по всей планете. Знаменитое стихотворение «Журавли» в переводе Наума Гребнева, переложенное на музыку Яном Френкелем, облетело весь мир и стало песней-реквиемом, песней-молитвой, символом памяти всем солдатам, «с кровавых не вернувшихся полей», страстным призывом против войн и насилия на земле.
Десятки памятников гамзатовским «Журавлям», установленные во многих странах мира, – это единый мемориал Памяти его поэзии. В 1986 году поэт основал традицию проведения в Дагестане ежегодных Дней Белых журавлей, ставших международным актом памяти, обращением людей к истокам нравственной силы народа, к утверждению высоких патриотических чувств. Эти Дни вскоре превратились в прекрасный праздник поэзии и значительное явлением в российской культурной жизни.
«Народный дипломат», как называли поэта на родине, всегда был кровно и со своим народом, и «представлял державу в целом». Имя Расул на арабском означает «посланник», он и был посланником в самом высоком смысле этого слова. Его подлинные, озарённые правдой строки и соизмеримые с ними поступки объединяли и объединяют поныне культуры и нации. Значении их не умаляется с годами, не меркнет в ярком зареве событий, они слышны и в залпах победных салютов, и в скорбном молчании потерь, они идут в ногу с новыми поколениями!
В «Моём завещании» Расул Гамзатов написал: «Я не беру с собой туда ничего из этого мира. Всё, что есть значительного, достойного, красивого, останется здесь, останется Вам, люди!» На земле остались рождённые им традиции, названные в его честь корабли, музеи, библиотеки, школы, улицы и проспекты, премии и стипендии... Но самое главное – осталось направленное в вечность его звёздное Слово!
Нина ПОПОВА
СТИХИ РАСУЛА ГАМЗАТОВА
ЖУРАВЛИ
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по земле людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
БЕРЕГИТЕ ДРУЗЕЙ
Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.
Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай,
Провинился друг и повинился -
Ты ему греха не поминай.
Люди, мы стареем и ветшаем,
И с теченьем наших лет и дней
Легче мы своих друзей теряем,
Обретаем их куда трудней.
Если верный конь, поранив ногу,
Вдруг споткнулся, а потом опять,
Не вини его – вини дорогу,
И коня не торопись менять.
Люди, я прошу вас, ради бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много,
Опасайтесь потерять друзей.
Я иных придерживался правил,
В слабости усматривая зло.
Сколько в жизни я друзей оставил,
Сколько от меня друзей ушло.
После было всякого немало,
И, бывало, на путях крутых
Как я каялся, как не хватало
Мне друзей потерянных моих!
И теперь я всех вас видеть жажду,
Некогда любившие меня,
Мною не прощенные однажды
Или не простившие меня.
Перевод с аварского Наума Гребнева
ВЕСТОЧКА ИЗ АУЛА
Отрывок из поэмы
… Моей любви верны устои,
Отчизну матерью назвать
Я, право, был бы недостоин,
Когда б забыл родную мать.
Я воду пил из многих речек,
Но вспоминал в горах родник.
Без клекота аварской речи
Я онемел бы через миг.
И за отеческим пределом
Достойно, кажется, всегда
Я представлял державу в целом,
Кавказец родом из Цада.
Но кое-кто не видит ровно,
Что на пиру и в дни страды
Она во всем единокровна –
Судьба аула и страны...
РОДНОЙ ЯЗЫК
Родился я в горах, где по ущелью
Летит река в стремительном броске,
Где песни над моею колыбелью
Мать пела на аварском языке.
Она тот день запомнила, наверно,
Когда с глазами, мокрыми от слёз,
Я слово "мама", первое из первых,
На языке аварском произнёс.
Порой отец рассказывал мне сказки.
Ни от кого не слышал я таких
Красивых и волшебных...
По-аварски
Герои разговаривали в них.
Люблю язык тех песен колыбельных
И сказок тех, что в детстве слышал я.
Но рассказал о далях беспредельных
И всех сограждан отдал мне в друзья
Другой язык.
С ним шёл я через горы,
Чтоб родины величие постичь.
То был язык могучий, на котором
Писал и разговаривал Ильич.
И сердцем всем, сын горца, я привык
Считать родным великий тот язык.
ДАГЕСТАНУ
Имя смакую твое по слогам:
Выдохнул – "Даг",
следом выдохнул – "стан".
Льну, Дагестан мой, к альпийским лугам,
Тропок касаясь твоих, как стремян.
Сходится клином на родине свет.
Право, не знаю,
твой верный наиб,
Индия больше тебя или нет,
Неотразимей Париж иль Гуниб?
Даришь свою мне и старь ты и новь.
Реки, как барсов, вскормив на плечах.
Верстами люди не мерят любовь,
Все рождены мы с пристрастьем в очах.
Был тот чеканщик велик, как пророк,
Что отраженье твое среди дня
На колыбели и сабле насек
И на мятежной душе у меня.
Вновь о твоей размышляя судьбе,
Край, вознесенный к седым небесам,
Я забываю легко о себе,
Выше от этого делаясь сам.
Снег на вершинах и море внизу,
Трубы трубят по отвесным лесам
Если себя пред тобой вознесу,
Меньше от этого сделаюсь сам.
Гулом ущелий меня позови,
Посвистом, что предназначен коню.
Вольный наиб несвободной любви –
Я пред тобою колени клоню.
ГОРЦЫ
Радость скрыть они умеют,
Если только это надо.
Скорбь и горе не унизят:
Не затмят слезами взгляда.
И в душе их даже время
Пламя страсти не остудит, -
Это гор моих высоких
Нестареющие люди.
Шире, чем донские степи,
Их сердца в теснине горной,
И под черной буркой совесть
Никогда не станет черной.
И ни песен их, ни тостов.
Кто слыхал, тот не забудет, -
Это гор моих высоких
Замечательные люди.
И на дружбу верной дружбой
Сердце в каждом отзовется,
Но, в бою врага встречая,
Сталь в том сердце разольется.
Жизнь отдать они готовы,
Если только надо будет, -
Это гор моих высоких
Несгибаемые люди.
Не велик числом народ мой,
Но зато велик делами.
Кровь отдаст за каплей каплю,
Чтоб она взошла цветами.
И ему нельзя не верить,
Предан он своей отчизне
На крутых, на самых резких
Поворотах нашей жизни.
Перевод с аварского Якова Козловского
"КРЕСТЬЯНИНУ ПРО КРЕМЛЬ Я РАССКАЗАЛ…"
Крестьянину про Кремль я рассказал,
Дворцы и залы – все я описал.
В тупик меня поставил мой земляк:
– А есть ли у тебя в Кремле кунак?
Перевод с аварского Владимира Солоухина
ОТВАГА И МУЖЕСТВО
– Любовь моя, свет ненаглядной звезды,
Кто в силах тебя оградить от беды?
– Отвага и мужество.
– А кто тебя, песня, от мрака спасет
И пламя твое сквозь века пронесет?
– Отвага и мужество.
– Кого ты боишься, кошмар мировой,
Угроза, нависшая над головой?
– Отваги и мужества.
– Скажи, моя правда, на трудном пути,
Чтоб кривдой не стать и до цели дойти,
Какую опору должна ты найти?
– Отвагу и мужество.
– Ответьте, война, нищета и разор,
Какое оружие даст вам отпор?
– Отвага и мужество.
– Священная клятва, ты слову верна,
Но кто эту верность во все времена
Хранит от измены, чья сила черна?
– Отвага и мужество.
– А дружеской ссоры бушующий вал,
Кто рыцарски грудью тебя закрывал
От злых языков, что разят наповал?
– Отвага и мужество.
Перевод с аварского Юнны Мориц
ЧТО ТАКОЕ ОДИН?..
– Что такое один?
– Дагестан мой, любовь и отрада.
– Ну, а два?
– Два крыла у него,
Он в полете, взгляни…
– Ну-ка, три назови!
– Небо, море и горы -
Три клада,
И во веки веков
И бессмертны, и вечны они.
И четыре ноги у коня,
На котором он скачет,
В небе – пятиконечные звезды
Сверкают над ним…
– Ну-ка, ты мне теперь объясни:
Слово "много" что значит?
– Много подвигов он совершил,
Своей честью храним.
Много сказок сложил,
Много дел его ждет неотложных,
Много бед испытал он,
И много друзей у него,
И отважных сынов,
И желаний,
И мыслей тревожных -
Очень много…
Лишь совесть одна,
Что превыше всего.
ЛЮДИ ЕСТЬ НА ЗЕМЛЕ…
Люди есть на земле -
Видел их наяву:
Из-за их доброты
До сих пор я живу.
И они бы могли
Взять жестокость в друзья,
Ложью, злобою всех
Без разбора разя.
Но не стали:
Отставили зависть и лесть,
Предпочли им любовь,
Правду, совесть и честь…
Люди есть на земле -
Из-за этих людей
Обрываются вдруг
Струны жизни моей.
И они бы могли
Окна утром раскрыть,
И лучом озарить,
И добром одарить.
Но не стали:
Не ставили это ни в грош
И в друзья себе выбрали
Злобу и ложь…
ЗАВЕЩАНИЕ
Когда в предутреннюю рань
Наступит миг с землёй проститься,
Пускай ни в дерево, ни в лань
Душа моя не превратится:
В меня, живого, столько раз
Стрелок прицеливался меткий,
И знаю я, как в чёрный час
И рубят, и ломают ветки...
Когда в предвечной тишине
Глаза сомкну и вас покину,
Не оставляйте места мне
В печальном клине журавлином:
От Дагестана вдалеке
Путей проделал я так много,
Что в журавлином косяке
Я больше не пущусь в дорогу.
Не улечу от быстрых рек,
От света облаков узорных.
Хочу остаться здесь навек
У родников высокогорных.
И пусть огнём живым горят
Мои желанья ночью хмурой,
И жилы пусть мои звенят
Живыми струнами пандура.
Перевод с аварского Елены Николаевской