О «роли» русской природы в романе «Евгений Онегин»
… Утро предвещало жаркий день.
Взяв с собой учебники, мой приятель и я поспешили на берег Финского залива неподалёку от Старого Петергофа.
Солнце уже поднялось над морской гладью, лучи приятно грели лицо. На песчаной полосе мы отыскали укромное место и расположились. Можно позагорать, покупаться, а заодно и подготовиться к экзаменам.
Мой приятель Саша со странной фамилией Орех учился на историческом факультете Ленинградского университета, а я - на журфаке. Познакомились мы год назад, когда после поступления работали на стройке, здесь же, в Старом Петергофе.
Саша листал фолианты по истории, а я штудировал учебник по русской литературе.
Неожиданно у нас зашёл разговор о поэзии.
Я испытывал Сашу - наизусть читал стихи то Михаила Лермонтова, то Николая Некрасова, то Роберта Рождественского, то Ярослава Смелякова и ещё кого-то, а приятель должен был угадать автора.
Такая была у нас игра. Саша то морщился, то пожимал плечами.
Встав с тёплого песочка, перед тем, как окунуться в волны залива, он сказал:
- Знаешь что, я люблю «Евгения Онегина», читаю его и перечитываю, и считаю, что ничего лучше нет! Всякие эти твои стишки… Они меня не волнуют! Хочешь, я наузусть прочту тебе из «Онегина»?
- Ну, какой ты старомодный! - отозвался я. - Это же всё школьная программа.
- А вот я такой, старомодный! - чуть обиженно ответил Александр. - И новомодным не буду.
И пошёл купаться, а я последовал за ним в прохладные волны Финского залива.
***
… Много всякого времени утекло с той поры, а диалог с приятелем почему - то не ушёл из души.
И я часто размышлял: какой же Саша был счастливый человек! Читал и перечитывал роман Александра Сергеевича Пушкина. А мы-то часто ли так поступаем?
Звучит банально, но всякий раз, открывая роман, я с удивлением нахожу в нём что-то новое. Казалось бы, всё прочитано, всё знаешь, всё знакомо…
Тем не менее, ждёшь встречи с неизвестным.
Очередным таким «открытием» стало для меня воспевание гениальным поэтом русской природы. Во всей её красочности, во всей полноте!
Нет ни одного времени года, о котором бы Александр Сергеевич не сказал на страницах романа - неповторимо, по-своему, с большой любовью. Более того, в поэтическом контексте «Евгения Онегина» русская природа обретает права «самостоятельного героя» и одновременно служит сильным художественным средством для раскрытия внутреннего мира главных персонажей - Татьяны Лариной, поэта Ленского и самого Евгения Онегина.
Интересно, что в «ГЛАВЕ ПЕРВОЙ» романа, где Пушкин знакомит нас с Евгением Онегиным, с обстановкой, в которой герой рос и воспитывался, с его родным городом, с увлечениями «суетой света», практически нет природы Северной Пальмиры.
Хотя многое чего можно было бы описать: чудные белые ночи, дивные невские закаты, синь полноводной Невы, островные парки и рощи. Но в начале романа упомянутые приметы столицы отсутствуют.
Лишь в конце «ПЕРВОЙ ГЛАВЫ» (строфа LIV) природа появляется на «сцене», когда Онегин по суровой необходимости приехал в имении уже покойного своего дяди.
Два дня ему казались новы
Уединённые поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон,
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
Впавший в состояние, называемое православными «окаменение сердца», Евгений Онегин не мог его преодолеть, не мог понять и полюбить окружающую природу. А она способна была принести ему желанное исцеление от «столичного недуга».
К русской природе Евгений Онегин остался равнодушным.
В отличие от него, Пушкин любил природу, находил в ней множество созвучий своей душе и сердцу. И признавался в том читателям романа.
Поэтому в строфах «LV» и « LVI» автор заговорил уже про себя самого:
Я был рождён для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны.
Досугам посвятясь невинным,
Брожу над озером пустынным,
И far niente мой закон.
Я каждым утром пробуждён
Для сладкой неги и свободы:
Читаю мало, долго сплю,
Летучей славы не ловлю.
Не так ли я в былые годы
Провёл в бездействии, в тени
Мои счастливейшие дни?
И далее, прямо-таки красноречивое признание создателя романа:
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! Я предан вам душой.
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом.
Вот, вот, «заметить разность»!
В том числе и в отношении к русской природе. Если на Онегина она наводит сон, то Пушкин её приемлет и боготворит!
Постепенно, с развитием и углублением сюжета романа, русская природа всё более властно входит в «художественную ткань» и начинает играть свою, определённую ей роль.
Какую же именно?
Она призвана «оттенять» душевные порывы и сердечные движения главных героев романа, как бы усиливать их, а иногда и ослаблять.
Начинается это, что вполне естественно, с рассказа о характере Татьяны Лариной:
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звёзд исчезает хоровод.
И тихо край земли светлеет,
И вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно день.
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне
Восток ленивый почивает,
В привычный час пробуждена,
Вставала при свечах она.
В отличие от сестры Ольги, которая была «всегда скромна, всегда послушна, всегда как утро весела», Татьяна Ларина имела иной характер: «дика, печальна, молчалива, как лань лесная боязлива, она в семье своей родной казалась девочкой чужой». Но, как видим, в этой «дикости и печальности» русская природы занимала большое место в душе Татьяны, была, по существу, частью её души.
В ней возникла любовь к Онегину – первая, чистая, светлая.
Горя сильными чувствами к Евгению, сельская барышня опять же поверяла их окружающей природе, которая безмолвно ей сочувствовала:
Тоска любви Татьяну гонит,
И в сад идёт она грустить,
И вдруг недвижны очи клонит,
И лень ей далее ступить.
Приподнялася грудь, ланиты
Мгновенным пламенем покрыты,
Дыханье замерло в устах,
И в слухе шум, и блеск в очах…
Настанет ночь, луна обходит
Дозором дальний свод небес,
И соловей во мгле древес
Напевы звучные заводит.
Татьяна в темноте не спит
И тихо с няней говорит…
А после письма к любимому и его «щадящей отповеди», автор, говоря о состоянии Татьяны, уподобляет её цветку, который теряет свою прелесть прямо на глазах:
Увы, Татьяна увядает,
Бледнеет, гаснет и молчит!
Ничто её не занимает,
Её души не шевелит…
Вместе с тем автор заметил и некоторые изменения в отношении к природе со стороны Евгения Онегина - она уже как бы оказывала на него благотворное влияние.
Прогулки, чтенье, сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй,
Узде послушный конь ретивый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая;
И нечувствительно он ей
Предался, красных летних дней
В беспечной неге не считая,
Забыв и город, и друзей,
И скуку праздничных затей.
Наверное, обрадованный такой переменой, поэт впервые за весь ход романа «ГЛАВЕ ЧЕТВЕРТОЙ» разворачивает широкое полотно русской природы, предварительно сделав ироническое замечание, что «наше северное лето карикатура южных зим…» (строфы XL, XLI, XLII). Причём, он выбирает самую любимую свою пору - осень.
Здесь мы погружаемся в знакомые с детства строки:
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,
Ложился на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
Поэт не боялся дважды употребить «уж», хотя знал, что за это в «его огород» полетят критические «камешки».
В противовес некоторым стихотворцам своего времени и поэтам последующих поколений, Александр Сергеевич Пушкин не стремился «навязать» природе собственные мысли и чувства, сделать её «рабой поэтической вольности».
Отнюдь нет!
Под его пером русская природа обретала естественную красоту и прелесть, которые мы наблюдаем в реальности.
И уже не случайно «ГЛАВА ПЯТАЯ» открыла большой гимн русской природе. Тут она обрела «права» подлинного «героя» повествования.
В тот день осенняя погода
Стояла долго на дворе.
Зимы ждала, ждала природа,
Снег выпал только в январе
На третье в ночь. Проснувшись рано,
В окно увидела Татьяна
Поутру побелевший двор,
Картины, кровлю и забор,
На стеклах лёгкие узоры,
Деревья в зимнем серебре,
Сорок весёлых на дворе
И мягко устланные горы
Зимы блистательным ковром.
Всё ярко, всё бело кругом.
Далее Пушкин описывал, как и сама деревня, и все деревенские жители радовались приходу зимы.
И тут же у него возникли сомнения, что эти описания вдруг кому-то не понравятся.
Но, может быть, такого рода
Картины вас не привлекут:
Всё это низкая природа;
Изящного немного тут.
А, может, это просто «художественный приём», чтобы «взбодрить» читателя романа?
Переходя затем к настроению главной героини, поэт передаёт её отношение к «белому» времени года:
Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
С её холодною красою
Любила русскую зиму.
На солнце иней в день морозный,
И сани, и зарею поздной
Сиянье розовых снегов,
И мглу крещенских вечеров.
Многие строки из романа «Евгений Онегин» о русской природе со временем стали крылатыми фразами.
Мы произносим их, не задумываясь о том, где первоисточник (скажем, «Зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь…»).
Замечательное по своей красоте описание весны открыла «ГЛАВА СЕДЬМАЯ».
Гонимы вешними лучами
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потопллённые луга.
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречает утро года;
Синее блещут небеса.
Ещё прозрачные леса
Как будто пухом зеленеют.
Пчела за данью полевой
Летит из кельи восковой,
Долины сохнут и пестреют;
Стада шумят, и соловей
Уж пел в безмолвии ночей.
Официально главный герой - Евгений Онегин, его именем назван роман. И всё же, думаю, Татьяна Ларина «главнее». Она - своего рода «душа Пушкина». Поэтому, наверное, Татьяна так искренне предана русской природе. И разлуку с природой, когда нужно было уезжать в столицу, героиня переживает мучительно.
Художественное значение русской природы в романе велико.
Очень редко, но всё-таки поэт «использует» символы природы для характеристики состояния Онегина.
Знаменитую строфу «Любви все возрасты покорны…» завершает мощный образ:
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мёртвый след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Какой суровый «приговор» Евгению Онегину, влюблённому без памяти в столичную Татьяну, жену генерала, известного при царском дворе.
Не изменил своей манере - быть ближе к природе - великий поэт и в произведении «Отрывки из путешествия Онегина». Здесь и Терек, и Таврида, и Одесса - всё воссоздано с «участием» окружающей природы.
А могло ли быть иначе?
Вряд ли! Александр Сергеевич Пушкин чувстовал, как, может, никто другой, что человек - часть природы, созданной Богом.