***
Ты говоришь – и смерти нет…
Есть осень, ветер, табурет
у мокрого порога.
Ещё есть тыква-голова,
в тазу опавшая листва
и капля-недотрога,
что на верёвке бельевой
висит, горит сама собой…
И шерсть дрожит овечья,
репьём уловлена сухим,
и надо всем домашний дым
беззвучной длится речью.
***
Оса на тёплой глиняной стене,
ореха лист, слетающий беззвучно…
К всеобщей подготовлен белизне,
осенний мир является поштучно.
И помнишь ты ещё наперечёт
и тыквину на лавочке, и грушу,
дымок костра, разлуки горький рот,
во сне твоём неясном промелькнувший.
И щуришься, и плачешь на свету,
и ничего о будущем не знаешь,
но словно впрок ты сада пустоту
слезою безголосой наполняешь.
***
Т. Н.
Свет, замедляясь, создаёт версту -
лесок и поле…
С бесполезным тщаньем
стремишься ты заполнить пустоту,
в которой бездна неба и прощанья,
своей душой, летящею с листвой
и отданной пространству на поруки,
но и она - не свет, не вещество,
а музыка печали и разлуки.
***
Есть в жизни жизнь – крылатая, другая…
Когда скворчиная на сад осенний стая
находит с шумом,
сыплется листва…
И ты в кричащем хаосе отлётном
сидишь на лавке в страхе безотчётном,
и медленно кружится голова.
Как будто кто-то латку снял с прорехи,
и хлынуло,
и падают орехи,
и птичья бездна бьётся меж ветвей.
О, сколько в ней пугающего чуда
и жажды неба дальнего – как будто
небес окрестных не хватает ей.
***
Ноябрьский вечер…У костра
в пространстве голого двора,
сидит на чурке потемневшей,
ладони грея, человек.
Над миром вьётся редкий снег,
не ставший музыкой кромешной.
А человек сидит, молчит,
листву порою ворошит -
и дарит пламени дыханье.
И словно местность ей тесна,
перетекает тишина
в его бездонное молчанье.
***
Небо – словно сибирский посёлок
у огромной закатной реки.
Пахнет рыбой подмёрзшей от лодок,
у которых стоят рыбаки.
И собака плетётся понуро
вдоль дорожной кривой колеи.
Вечереет, и бакенщик хмурый
на реке зажигает огни.
И глядит он с просторов небесных,
став во весь свой немыслимый рост,
в наши омуты, пропасти, бездны
среди немощных уличных звёзд.
***
Всё прозрачней, всё светлее
говорит со мною мир.
Ветром осени деревья
все зачитаны до дыр.
С невесомою печалью
гаснет речь в немой дали,
истончившись до молчанья
неподвижного земли.
***
Сли́вовицы глоток
летний вмещает жар.
Как же забыть я мог
этот соседский дар?!
Хлебом заем печаль,
радость запью водой.
Осень – во взгляде даль,
вымытая слезой.
Можно в саду пустом
видеть большие сны
прежде чем ткнёшься лбом
в серый подол зимы.
Сад
Погода нынче – Божья тень.
Стоит нежаркий лёгкий день
над сохлою травою.
И ты стоишь, ни трезв, ни пьян,
насквозь прозрачен, как стакан
с колодезной водою.
И ты стоишь, почти незрим,
объятый воздухом живым,
и плачешь без причины.
И сводит сад тебя с ума,
и таешь в нём, где свет и тьма
уже неотличимы.
***
Поля подступают к пустому окну,
большую седую неся тишину,
что смотрит на наше застолье.
Зима подступает – к добру иль беде.
И словно тяжёлая рябь на воде
земли промороженной комья.
Креплёное пьём золотое вино,
болтаем и в паузах смотрим в окно -
за ним в чернозёмном просторе
далече сторожка кривая плывёт -
лодчонкою утлой который уж год
уходит в незримое море.
И скоро ненастные лягут снега.
Похмельная завтра нагрянет тоска,
но срок приближается крайний
поленницу ладить в сарае опять,
и время приходит и мне собирать
минувшего тёплые камни.
***
Когда глядит молчащий человек
в своё окно на падающий снег,
то он не одинок на белом свете.
И тот, кто - зренье чуткое одно,
с ним рядом смотрит в зыбкое окно
как рты снежинкам подставляют дети,
смеясь, галдят, ещё без рукавиц,
и смахивают капельки с ресниц,
и лица поднимают в упоенье -
и кажется, что снег стоит, а ты
возносишься в объятия высоты.
Такое вот простое вознесенье.
Возникновение инея
А утром - в небе потвердевшем птицы.
Слизнёшь, как в детстве, инея ресницы
ты с веточки горячим языком.
Мне подсмотреть бы их возникновенье -
в пустотах ночи влаги превращенье
в ресничный сад, раскинутый кругом.
И воздуха старание и трепет -
как медленно и нежно он их лепит,
как пальцы его детские точны…
Мне разглядеть, увидеть бы откуда
является на свет такое чудо,
которому так радуемся мы.