1.
Есть такая красивая фраза: человек должен за свою жизнь прочитать только десять книг, но искать он их должен всю жизнь. Время от времени я задумываюсь: а какие из прочитанных книг я бы включил в ту заветную десятку? Всякий раз этот условный список разнился с предыдущим. И можно назвать всего несколько произведений, которые попадают в мой личный ТОП-10 непременно. В их числе – роман-эссе «Память» Владимира Чивилихина.
Что же в этом произведении такого выдающегося? Отвечаю: «Память» в своё время огромному множеству наших соотечественников открыла историю своего народа, пробудила интерес к прошлому Родины. Она просто показала нам свою историю – родную и оригинальную, и никак не привнесённую из-за моря.
Это сегодня у нас есть интернет, в котором по любому вопросу можно найти сколько угодно информации. Это сегодня у нас имеется масса литературы по «альтернативной истории», в которых любой человек (что вдумчивый историк, что какой-то верхогляд, а то и просто хулиганствующий любитель дутых сенсаций) может изложить своё видение по любому эпизоду прошлого человечества. Это сейчас у нас выпущены десятки учебников истории, и любой преподаватель имеет право излагать собственные воззрения о деятелях и событиях прошлого…
Люди старшего поколения хорошо помнят времена, когда всего этого у нас ещё не было..
В начале 80-х годов ХХ столетия, когда «Память» увидела свет, сначала в «Роман-газете», причём, опубликована была сначала вторая часть… Так вот, когда «Память» увидела свет, она произвела эффект взорвавшейся информационной бомбы.
Я тогда служил в богом забытом гарнизоне Кизыл-Арват, на краю пустыни Кара-кумы. Одним из основных развлечений у нас считалась воскресная прогулка на городской рынок. Рядом с рынком имелся книжный магазин, там же стоял газетный киоск. Прессу в киоске покупали редко – в самом военном городке её имелось в избытке, но в очередь за книгами записывались с вечера. И иметь знакомого завмага книжного считалось ещё престижнее, чем мясного!
Так вот, когда серая тетрадка роман-газеты поступила в наши библиотеки, на них началась настоящая охота. В дивизионной типографии мы переплели «Память» в книгу с твёрдым переплётом, и этот самодельный томик кочевал по рукам, его прочитал не один десяток моих сослуживцев. Офицеры записывались в очередь, брали друг у друга прочитать, а потом обсуждали между собой. На нас словно пролился свет памяти!
Мы вдруг узнали, что история Руси начинается не с призвания варягов. Для нас вдруг открылся целый мир, окружавший Русское государство накануне и в момент нашествия орд Батыя. Декабристы перестали для нас быть лишь чеканными профилями с известного барельефа, они обрели плоть, ум, характеры…
А о рынке я потому и вспомнил, что впервые услышал о книге именно там, от своего товарища, которого встретил во время воскресного променада. По совету сослуживца я и обратил внимание на это произведение…
Разумеется, я бы написал неправду, если бы повёл речь о том, что все поголовно читали роман. Разумеется, нет. Кого-то он не цеплял, кому-то вообще поднимаемые им вопросы были, что называется, «по барабану». И всё же даже для нашего гарнизона «Память» стала явлением.
Я уже писал о документальном фильме-исследовании Михаила Задорнова о Руси Раннего Средневековья, который в конце 2012 года показали по телевидению. Даже на современного человека, воспитанного на сенсациях (зачастую дутых), эта лента произвела впечатление. На людей моего поколения «Память» произвела впечатление куда большее. Время было такое, спокойное, неторопливое, скудное на сенсации.
Я не случайно упомянул фильм Михаила Задорнова. Посмотрев его, я окончательно решил перечитать этот роман. Потому что что-то стёрлось из памяти, на какие-то моменты изменилась точка зрения… Да и вообще: почему человек по прошествии какого-то времени перечитывает понравившееся ему произведение? Читающий меня поймёт, а остальным объяснять бесполезно...
Перечитал. Решил поделиться мыслями. В чём-то Владимир Чивилихин по-прежнему остаётся для меня авторитетным источником информации. С чем-то я не соглашусь. Но он по-прежнему побуждает к тому, чтобы думать.
А главное – он являет нам образец того, как следует работать над книгой, если и в самом деле стремишься оставить свой след в истории.
2.
«Память» трудно назвать романом. Это и в самом деле эссе, только исполинского, «романовского» объёма. Однако в объёмном труде нет ничего лишнего, из него ничего не выбросишь. Более того: иной раз сожалеешь, что автор оставил какой-то поворот темы, не развил его дальше.
Двухтомник «Память» - это эссе, которое читается подобно увлекательному роману.
В этой книге автор размышляет и рассуждает о прошлом нашей Родины. О доваряжской эпохе. О том, кто такие вообще варяги, и кто есть Рюрик. Красной нитью через всё произведение проходит «Слово о полку Игореве». Большое место занимает тема нашествия батыевой орды на Северо-Восточную Русь. Много говорится о декабристах и декабризме, о роли, которую сыграли ссыльные декабристы в развитии Сибири. Об архитектуре, о литературе, о реставрации памятников, о том, как современные (не нынешние, а современники автора) подвижники сохраняют памятники истории.
Нет, пересказать всё, о чём писал Владимир Чивилихин, просто невозможно. Да и не собираюсь я это делать. Нет нужды; лучше, чем сам автор, всё равно не напишешь. Потому – только некоторые размышления.
Вот задумался: а с чего начать? Потому что высказаться хочется о многом…
Начну с декабристов. Именно этот фрагмент эссе вызывает у меня наиболее противоречивые чувства.
Кто такие декабристы? Это группа дворян, в первую очередь офицеров – участников Наполеоновских войн, которая в начале XIX века готовила в России государственный переворот с целью свержения (вариант: ограничения прав) царизма. По известному выражению, «узок их круг», потому они потерпели поражение. В советские времена нам о них рассказывали как о романтиках, которые не понимали значения классового характера революций… Ну, в общем, понятно: хорошие люди, но ещё не дозрели…
Владимир Чивилихин собственно о самом восстании рассказывает не так много. Прежде всего потому, что задачу перед собой ставил другую. Да и потом, не имелось в том нужды: всё о восстании и так известно.
Но… Только ли поэтому?
Владимир Алексеевич свою книгу писал в эпоху, когда политические оценки революционных событий не подлежали ревизии. То есть, само по себе восстание декабристов рассматривалось исключительно как этап, ступенька в общем поступательном революционном движении. Сегодня трудно судить о том, что думал Чивилихин о декабрьском вооружённом восстании 1825 года. Быть может, он и в самом деле искренне сопереживал повстанцам?.. Во всяком случае, такое впечатление складывается из его произведения. Соответственно выглядят и сами декабристы – рыцарями без страха и упрёка.
Сегодня отношение к тому восстанию у нас в значительной степени поменялось. Разумеется, у тех, кто ещё думает о нём, – большинству наших сограждан оно всё равно...
По сути, выступление на Сенатской площади являлось попыткой осуществить государственный переворот в угоду Западу. Слов нет, Пестель, Рылеев и их соратники действовали, судя по всему, из самых благих побуждений!.. Ну так ведь большинство революционеров по всему миру идут на баррикады с сердцем Данко, горящим заботой о людях! Другое дело, чем эти революции завершаются! Задумывают их Преображенские, осуществляют Швондеры, а плодами пользуются Шариковы. Это не я придумал, но частенько прибегаю к такой замечательной по образности формулировке.
Так вот, Владимир Чивилихин акцентирует внимание не на политических целях восстания, не на моральной стороне вопроса (как ни говори, а декабристы пошли против своих, против среды, которая их взрастила, против власти, с рук которой они кормились). Владимир Алексеевич заострят внимание вот на чём.
Состоялось восстание. Оно разгромлено, участники сосланы в Сибирь. И вот судьбы ряда повстанцев автор и прослеживает. Он рассказывает о тех ссыльных, которые не сложили руки, а продолжили жизнь в новых условиях. О том вкладе, который внесли декабристы в развитие Сибири. О том, как они способствовали развитию промышленности, как вели метеонаблюдения, как изучали местную природу и описывали её в научных трудах… Как обучали местных детей грамоте.
Особенно меня зацепила судьба ссыльного Дунцова (Выгодовского). Это был единственный среди декабристов не-дворянин. И опять же, едва ли не единственный, кто не получил систематического образования. Так вот, оказавшись в ссылке в полном одиночестве, этот человек в течение нескольких лет писал огромный труд, полторы тысячи современных книжных страниц – философские и политические (впрочем, это тоже философские) размышления об устройстве мира, о государстве, об экономике… Обо всём!
Друзья мои, это не для интернета, который настолько стремительно и прочно вошёл в нашу жизнь, что мы просто не представляем сегодня жизни без паутины! Этот человек и мечтать не мог, что его произведение хоть когда-нибудь увидит свет, что кто-то его прочитает!.. Но он писал, и писал, и писал - гусиным пером, на плохой бумаге, самодельными чернилами, при тусклом гуляющем свете лучины, долгими северными вечерами, страницу за страницей… Что это было? Просто потребность высказаться? Стремление заставить свою голову мыслить, чтобы обезопасить себя от деградации или сумасшествия? Надежда на то, что слово написанное обязательно будет кем-то прочитано? Предвосхищение знаменитого булгаковского тезиса, что «рукописи не горят»?..
Какую ж нужно было иметь силу духа, чтобы, будучи навечно заброшенным в болотистый комариный край, без надежды на спасение, не имея поддержки товарищей, писать, писать, писать…
Павел Дунцов (Выгодовский)… Запомним эту фамилию, друзья мои! Этот человек заслуживает того, чтобы о нём помнили, чтобы его упорством и стремлением донести свои мысли до человечества восхищались!
Впрочем, вся книга «Память», и в частности раздел о декабристах, заслуживает того, чтобы ею восхищались.
Повторюсь, повторюсь и повторюсь. Сегодня у нас есть интернет. Сегодня у нас есть возможность быстро получить ту или иную справку в библиотеке или архиве. Это не значит, что при желании мы легко сможем узнать всё, но во всяком случае, гораздо легче и значительно быстрее, чем это мог сделать Чивилихин.
Работая с материалами о декабристах, Владимир Алексеевич обращался к архивам, просматривая километры фотоплёнок Молодым людям даже не представить, как происходил этот процесс. Фотоплёнка заряжалась в прибор наподобие фильмоскопа, включалась лампа, человек припадал к окуляру, и читал через линзу текст. Кадр за кадром… Адов труд!
Плюс приходилось просматривать множество архивных папок. А ведь там содержались не страницы машинописного текста, а рукописные материалы с «ятями» и завитушками...
К тому же Чивилихин общался со многими людьми – историками, архивариусами, чиновниками, родственниками декабристов… Он летал за Урал, совершал длительные поездки по тяжёлым сибирским дорогам… И всё – ради книги! К этой мысли я ещё не раз вернусь. Но именно «Память» можно и нужно показывать студентам Литературного института им. Горького как образец того, как следует работать на своё произведение.
А теперь – о находке! Во время работы над книгой Владимир Алексеевич вдруг выяснил, что один из декабристов, не слишком широко известный, Николай Мозгалевский, является его дальним родственником. Ну кто бы устоял перед соблазном в этой ситуации исследовать судьбу именно его, да через неё, судьбу, познакомить нас и с другими декабристами? Вот и автор не устоял. Но насколько замечательно он это сделал!
Следующее. Мы говорим «русские женщины»… Восхищаемся самоотверженностью одиннадцати добровольных изгнанниц (две из которых были француженками), что отправились разделить с любимыми ссылку. Слов нет – они достойны самых возвышенных слов. О них Некрасов написал свою знаменитую поэму, о них снят фильм, само слово «декабристка» стало нарицательным (и затрепали его даже).
А Чивилихин рассказывает нам о тех женщинах, которые вышли замуж на ссыльных уже там, в Сибири. По сути дела, взваливали на себя тяжкий труд – ведь ссыльные в абсолютном своём большинстве не умели ни пахать, ни сети для рыбной ловли плести, ни избу подлатать… Они были изгоями, их дети уже по факту рождения оказывались поражёнными в правах… И об этом тоже книга – о женской любви, о сострадательности, о готовности сносить тяготы…
Выше уже говорилось, что в глазах Чивилихина декабристы – романтики и рыцари без страха и упрёка. Он с глубоким уважением рассказывает, например, о Михаиле Лунине, этом выдающемся человеке, о котором Владимир Гусев написал замечательную книжку «Легенда о синем гусаре».
Но я в «Памяти» увидел и не слишком привлекательный факт, бросающий тень на этих «рыцарей». Уж не знаю, сознательно сделал это автор романа, или это у него получилось случайно…
Владимир Чивилихин указывает на то, что декабристам, оказавшимся на каторге, приходилось всё же легче, чем угодившим в ссылку. Как это ни парадоксально! А причина проста: на каторге они держались вместе, помогали и поддерживали друг друга, создали кассу взаимопомощи… Ссыльные же нередко оказывались в полной физической и моральной изоляции, без какой-либо материальной помощи и психологической поддержки. Кто оказался посильнее духом, как-то держались, а кто и не сдюжил…
Так вот что меня царапнуло. Мы хорошо знаем из учебников и литературы имена князей и представителей знатных фамилий, которые оказались в Сибири. Им помогали родственники, а когда вышла амнистия, оставшиеся к тому времени в живых вернулись в Центральную Россию и пользовались в обществе ореолом мучеников; кое-кто даже избирался на выборные должности… А ведь параллельно в Сибири жили декабристы из малоимущих. Если кому из них посчастливилось оказаться близ состоятельного соузника, тот его, разумеется, поддерживал. Но сколько ж ссыльных оказались забытыми товарищами по восстанию!..
Более того: когда большинство декабристов попали под амнистию, даже самые знатные и влиятельные из них не озаботились тем, чтобы вытащить из ссылки своих товарищей, по тем или иным причинам там застрявших. Уже упоминавшийся Дунцов, например, так и умер в Сибири, забытый и заброшенный, уже глубоким ослепшим стариком, через четверть века после амнистии. А был ещё вовсе уж никому неведомый Луцкой – он умер в Сибири последним из ссыльных в полной безвестности.
…Вполне в духе времени Владимир Чивилихин в романе бичует царизм, который столь сурово обошёлся с участниками восстания. Тут я с автором не соглашусь: Николай Павлович обошёлся с этими людьми довольно мягко.
Сегодня декабризм и декабристы отошли несколько в тень. О них нынче пишут всё больше как о людях, которые пытались повернуть Россию в русло, выгодное Европе, потерпевшей поражение в войне 1812-1814 годов. Признаться, и я склонен думать примерно так же. Впрочем, я вполне допускаю, что у других может иметься иная точка зрения.
Владимир Чивилихин мечтал о том, что у нас в стране появится музей декабристов. С учётом вышеизложенного, думаю, что этого не случится. А жаль – вне зависимости от того, как относиться к идее восстания, это чрезвычайно интересная страница отечественной истории.
Роман-эссе «Память» помогает нам эту страничку усвоить.