Семёновна, сидя в продавленном креслице, вязала из собачьей шерсти шарфик для лечения радикулита. Мыслями она была в прошлом. Звук разбитого стекла на кухне заставил старушку вздрогнуть.
- Да что же это такое? Ну негодники, погодите у меня! – возмутилась она, отложила вязание и, взяв стоящую рядом палку, с трудом поднялась с кресла. Уставшая поясница не давала выпрямиться, и она, похожая на большую букву Г, решительно поковыляла за порог. "Да сколько ж это будет продолжаться?! Мало того, что галдят, стучат под окнами, так ещё стёкла бить?! Хватит с меня! Уши-то щас надеру, будете знать!" Семёновна распахнула калитку и, потрясая в воздухе суковатой палкой, погрозила:
- Вот я вас! Кто это сделал?
Соседские мальчишки шести-восьми лет кинулись врассыпную кто куда. Лишь один самый маленький стоял, словно заколдованный, и во все глаза глядел на приближающуюся угрозу в виде Бабы Яги с клюкой в руке.
По-боевому настроенная, Семёновна подошла к виновнику происшествия, взяла его за розовое в лучах заходящего солнца ухо узловатыми сухими пальцами и чуть сдавила.
- Это ты сделал? Это ты сделал? Отвечай! - вопрошала она мальчонку.
Карапуз не мог вымолвить ни слова. От страха и боли губы стали кривиться и дёргаться, закапали первые слезинки.
- Кто мне теперь окно вставит? Кто? - распалялась старушка, не выпуская розового ушка ребёнка. - Вот пускай твой папаша и вставляет! Я его научу сына-то воспитывать! А ну веди меня к родителям! Где ты живёшь?
Семёновна была разгневана: ведь теперь, чтоб окошко застеклить, полпенсии вынь да положь. Разволновалась до трясучки. Малыш, звучно шмыгая, указал в конец улицы. Другие «футболисты», попрятавшиеся кто куда, выглядывали, исподтишка наблюдая, что будет дальше.
- Пошли, пошли! - сказала старуха и, отпустив ухо, легонько подтолкнула ребёнка в спину. Теперь малыш заревел в голос.
Семёновна была страшно расстроена и, в то же время торжествовала, стараясь не обращать внимания на потоки детских слёз.
- Вот я на месте твоих родителей выпорола бы тебя как следует. Чтобы
знал, как себя вести на улице. Чтоб впредь неповадно было стёкла людям бить.
Мальчик плакал.
Тут Семёновна глянула на ребёнка другими глазами. Тот покорно шёл,
опустив стриженную ёжиком голову, размазывая слёзы по мокрым щекам.
- Я-то своих никогда не била, - почему-то вдруг сказала она, - ни пацанов, ни тем более дочку. А ты чей будешь?
Мальчик молчал.
- Как твоя фамилия? Кто твой отец?
- Не знаю, -- глубоко всхлипнув, ответил маленький проказник.
- Не знаешь, как фамилия? Такой большой мальчик уже должен знать.
Только сейчас Семёновна заглянула в глаза нарушителю её спокойствия, причинившему к тому же материальный ущерб.
- Лидин моя фамилия, - всхлипнув, признался задержанный.
- Ну вот, вспомнил, а говоришь не знаешь. А папку как зовут?
- Нету у меня папки.
Малыш перестал плакать. Он посмотрел прямо в лицо Семёновне, и в его глазах она прочитала чувство обиды от этого первого в его маленькой жизни большого горя…
- Бросил он нас с мамкой.
Сердце у Семёновны сжалось, и жажда возмездия мгновенно отступила.
Она положила свою большую жёсткую руку на стриженый ёжик мальчугана и, сменив
гнев на милость, ласково спросила:
- А тебя-то как звать?
- Веня. А мальчишки веником дразнят, - вдруг пожаловался маленький разбойник.
- Вот я им задам! - Семёновна потрясла в воздухе своей палкой. - Веня, Венечка - какое хорошее имя, редкое. Вениамин значит - любимый сын. А маму твою как звать?
- Мама Лена, - ответил Венечка. - Мы живём на квартире у деда Васи. Мама работает в магазине.
Тут Семёновна вспомнила, что в продуктовом магазинчике недавно появилась новая молодая продавщица. Всегда улыбчивая, приветливая, уважительно разговаривает даже с такими занудами, как Егоровна - её соседка справа.
«Вот уж холера, прости Господи», - подумала она о товарке.
- Так значит это твоя мамка, такая красивая?
- Да, она самая красивая, - с гордостью подтвердил малыш, и глазки его просияли.
- Ой, -- сказала Семёновна, - что-то я так устала. Давай-ка, Венечка, присядем тут.
Она опустилась на лавку перед домом Кузьминых и усадила мальчика
рядышком. Венечка внимательно рассматривал морщинистое лицо чужой бабушки. А она вдруг вспомнила своих выросших детей, разлетевшихся из дома, как оперившиеся птенцы из гнезда, ставшего однажды тесным. Они сами уже теперь родители. А у внучки Иринки малец-то таких же лет примерно будет. Правнучек мой, -- с гордостью подумала Семёновна.
- Сколько годков тебе, Венечка?
- Почти семь. Скоро в школу пойду. «У меня уже и ранец есть», - словоохотливо сообщил он.
Семёновна погладила чужого внука по голове.
- Ты и читать небось уже можешь?
- Да, могу. По слогам.
- Вот умница! Неужели и счёт знаешь?
- До ста! - сиял довольный собой Венечка.
- Ну молодец!
Тут прямо к ногам старушки, чуть не стукнув мальчика, упало с ветки
краснобокое яблоко. Венечка спрыгнул с лавочки, поднял его и посмотрел на бабушку.
- Бери, бери, только помой дома.
Семёновна беспокойно заёрзала:
- Ой, Венечка, я, кажется, калитку не закрыла - все цыплята разбегутся. Я пойду. И ты домой беги. Ты меня не бойся, приходи, я тебе груш дам. У меня
такие груши -- мёд! Ну, беги, беги домой.
Она ещё раз погладила Венечку по головке и, задержав в своей руке его
маленькую ладошку, указала в сторону хибарки хромого Василия.
- До свидания, Венечка. Да Бог с ней, с этой форточкой. Лето на дворе.
"Может, и моего правнучка кто пожалеет, - подумала старушка. - Какой он? Хоть бы карточку прислали". И ей почему-то показалось, что он похож на этого желторотого воробышка - Венечку.
Еле доковыляла Семёновна до своей калитки. Никаких цыплят, конечно, у неё давным-давно уже не было. И никакой живности, кроме кошки с котятами да старой подслеповатой дворняжки в хозяйстве не водится. По мере того как немилосердный артроз брал верх над работящей, некогда неутомимой женщиной, скотины на её подворье становилось всё меньше и меньше. И вот уже второй год, как даже на курочек сил не осталось.
Первым делом опустилась Семёновна на диван, положив ноги на вышитые подушечки. Но недолго она отдыхала. Поднялась, достала из шкафа толстые семейные альбомы, расставила фотографии детей и внучки, села в своё любимое кресло и принялась за прерванную работу. Временами она поднимала голову, смотрела на фото сыновей или дочки и говорила: а помнишь? И яркие воспоминания живо вставали перед ней, будто это было только вчера...
Долго этой ночью не могла уснуть Семёновна. Ворочалась с боку на бок и думала: эх, ещё пару лет назад я могла бы сама съездить к детям в гости, а теперь только остаётся ждать и надеяться, как её старенький домик однажды обрадуется вместе с ней нагрянувшим дорогим гостям, как шаловливый ветерок будет бегать за ними, колыша на дверях тюлевые занавески. Она затворит сдобное тесто и напечёт пирожков - каждому с его любимой начинкой.