О них
Не на день расставались — на миг, что зовётся жизнь.
Не клялись, но смотрели. Смотрели глаза в глаза.
Он давно, он давно в этом сердце безмолвно жил
И сначала всё время пытался ей рассказать…
Но она так боялась, боялась его терять,
Что сжимала ладошкой тревожное тик-так-так…
И сама пробиралась по рёбрам за рядом ряд,
И её поселение в сердце — заметный факт!
Тоже что-то сначала пыталась там петь и мыть…
Но зачем — если всё так понятно без всяких слов.
Он ей — мил. Боже, Боже, Ты видишь — он так ей мил!
А она — словно фея из самых волшебных снов.
Очень редко, но всё же, но всё же… по выходным
Получалось друг друга коснуться слегка рукой…
И тогда этот мир становился таким родным…
И тогда получали взаимно такой покой…
А потом расставались на миг, что зовётся жизнь,
С разным адресом, ритмом, стихами, судьбой, семьёй…
Не клялись, но смотрели… Смотрели в одно родство,
Расходились, снегами скрипя, шелестя листвой,
Пробираясь по рёбрам обратно в сердечный быт…
Защищая друг друга от сотни дурных тревог…
Завершая мотивы друг друга кадансом «быть»…
Боже, Боже — за что Ты не дал им один порог?
Так — и тысячам братьев, сестёр… не дано любить…
Если ты меня забудешь
Если ты меня забудешь, я, конечно, не заплачу,
Не улягусь на неделю на диване поболеть.
Вероятно, прогуляюсь по немому снегопаду,
Там, где, может быть, хотелось мне тебя поцеловать.
Мне так больно будет, правда… но не долго, не смертельно,
Как-нибудь и эту пытку попытаюсь пережить.
Знаешь, может, с той витрины прикуплю себе картину,
Ту, что нам обоим, помнишь, так понравилась тогда.
Если ты меня забудешь, я — трусиха в самом деле…
Почему забыть ты должен то, что и не началось?
Почему я так волнуюсь про несчастное свиданье,
Почему так больно, трудно про него не написать?
Нас один безумный город приютить пытался очень…
У него не получилось. Он, сконфуженный, молчит.
А мои простые мысли о таком и близком чуде,
Им немного надо, право, пожурить самих себя.
Если ты меня забудешь, что-то мы пропустим в жизни,
Что-то нас обгонит снова на доступном вираже.
Если ты меня забудешь, то, возможно, очень много,
Много мелочных бирюлек не закончат свой узор.
Правда, мелочи — лишь звенья, но без них мы не увидим,
Не поймем и не узнаем что-то важное о нас.
Я, конечно, буду долго, очень долго буду думать,
Почему не получилось, в чем была я неправа,
Где — опять поторопилась, где — напрасно промолчала.
И про то, как часто будешь ты меня не вспоминать.
Если ты меня забудешь,
Я, поверь мне, не заплачу.
Так что смело можешь, смело, слышишь, смело забывать!
Я тебя забуду тоже на полгода, нет, на время,
То, которое поможет мне тебя не позабыть.
Это время — будет нашим. Мы с тобой вдвоем узнаем
То, что с нами, вероятно, так и не произошло.
Мамины вечера
Хорошо бы вволю поныть, поплакать
И, уткнувшись в мамин родной рукав,
Расписать ей горе своё по тактам,
Расплескать… В ладони её упав…
Закипает чайник — свистун, проказник,
Затаился в миске последний блин.
Ей сегодня внучку вести на праздник,
Мне — бегом за тортиком в магазин.
Повезло, что есть полчаса сопливых,
Бескорыстно искренних полчаса.
Где возможно вместе, ссутулив спины,
От сумбурных бед осушить глаза.
Все обиды — разом!
И… стало легче,
Завтра снова в прозу «работа — дом»…
А у мамы руки всё мягче, мельче,
А у мамы локоны — серебром…
Хорошо еще бы успеть покрасить
Эти пряди в тёмный — её «каштан»…
Только мамы нет — мой порыв напрасен,
Нет давно… Осушен ее стакан…
Внучка стала взрослая — во-о-от такая!
«Помнишь, детка, бабушку?» — Не совсем…
Тёплым чайным вечером, рассуждая,
Расплетая петли своих проблем,
Дочь и я хотим твоего совета,
Что там будет — дружба? Позор? Покой?..
И оттуда, зная на всё ответы,
Ты киваешь медленно головой.
***
Из окраин лазурных и сахарных,
Деревянных, молочных, мирских.
В глухомань полукаменной, шахматной,
С душным запахом смол заводских.
Торопясь, задыхаясь и охая,
Обнуляя испорченный год.
То чистюлей, то сладкой пройдохою,
Набивая оскоминой рот.
Вырождаясь, рожая и жалуясь,
Усмиряясь и каясь в грехах,
Я ломала себя, запоздалую,
На фальшивых, дрянных языках.
Собирала по фишкам, по катышкам,
Отодрав ярлыки прежних лет.
Допускала соринки и пятнышки,
Чтоб эскиз стал похож на портрет.
Распрямлялась, рыдая и радуясь,
Убеждала – что вкривь, то не вкось…
Получила себя заурядную,
Маскарадную, «белую кость».
Не сейчас…
Не сегодня, не куплено…
Не продать, да и не подарить…
Хорошо бы обратно, потуплено
В те запруды нагою ступить.
И почувствовать росное, грешное,
Что роняется лаской, плывёт
Из далёкого детского, нежного,
Словно олово – имя моё…
***
Засентябрило, и ветки дрожат,
Словно уже минус десять и дале…
Солнце свернуло лучи на закат,
Маясь над крышами блёклой медалью.
Как-то притихло… и дернуть струну
Ленно и сонно, хоть вроде не болен.
Стало не страшно врастать в тишину,
Стало не важно, что мир неустроен.
Стало приятно листать и ласкать
Старые книги, обрывки буклетов.
Трогать записки за край лоскута,
Припоминая про то и про это…
Не упрекая, ни в чем не винясь,
Всё принимая на веру и слово,
Стала понятней простейшая связь,
Что существует меж старым и новым.
Скоро окрепнет период дождей,
Всласть заливая остылое в душу.
Злобно ощерится немощный день,
В предвосхищение озноба и стужи.
Ну а пока – сентябрит, серебрит,
Перелетает, меняется в спектре …
Время хоралов, раздумий, молитв,
Время рябины и арии ветра…
***
Не считался сентябрь
Важной краской в осенних разборках.
Облетал, отлетал
И промозгло дышал на стекло.
Но хотелось найти
На цветастых, пока что, задворках
Блики летних чудес,
От которых осталось тепло…
Но хотелось еще
Подставлять обнажённые плечи
Под грубеющий луч
Поздней страсти, восторгов, обид.
Про себя усмехнувшись,
Что мудрое время подлечит
То, что снова в разлуках
привычно опять заболит.
Но сентябрь, но тоска…
Эта сырость и мерзкая слякоть…
Эти в полудремоте,
Нелепые, злые слова…
Ах, как хочется петь,
Ах, как хочется горестно плакать,
От того, что в итоге
Опять оказалась права…
Вероятно, старею…
И скоро появится мудрость –
Принимать равнодушно,
Спокойно, закат и рассвет.
Ах, как жаль, что из рук
Стала часто выскальзывать пудра.
И пропал интерес
К аналогии разных примет.
Все же – это сентябрь,
Что ни с кем никогда не считался.
Опрометчиво было
Верить в то, что согреет теплом.
Мчит скукоженный лист
По итоговой вымершей трассе.
Не вполне понимая,
Что скоро забудут о нём.
***
Будущий случай и прошлый в один присед
Быстро прореху стачали по срезам в шов.
Кто-то намеренно скажет тебе привет,
Кто-то меня ненамеренно обошёл…
Нынче ‑ проблемно. Попробуй теперь понять,
В чем отличились знакомые: друг и лгун?
Кто-то намеренно сможет тебя обнять,
Кто-то меня ненамеренно оттолкнул.
Далее сложно – опутала крепко сеть.
Мы исполняем заученный ритуал…
Кто-то намеренно станет тебя жалеть,
Кто-то меня не намеренно испугал.
Будет что будет, умнее поступим впредь.
Жаль, что сегодня остались совсем без сил…
Кто-то намеренно жаждет тобой владеть,
Кто-то меня не намеренно отпустил…
Без запятых
Пока слова в смятении глухи
Пытаются прожить без запятых
На заморозках в майских цветниках
Пока в болезни – страх и радость – в страх
И рваный почерк мечется в бреду
Я – жду…
Пока шумит потерянный вокзал
И в спину тычут наглые глаза
Мечты дорог свиваются в петлю
Пока я вижу в ней обрывок лю…
И все тропинки тянутся к гнезду
Я – жду…
Пока причина есть не умереть
А затеряться в мелкой кутерьме
С попыткой – снова стать одной из всех
Пока угрозы – смех и жалость – смех…
На радость – зависть к славе и стыду
Я – жду…
Пока трава не ведая греха
Рождает в ком-то таинство стиха
Без всяких прав с надеждой на авось…
Пока ты мой неразрешимый гость
И справедлива речь клеветника
Пока я жду – иным сказав – пока.
У всех друзей врагов на поводу
Порочащих погасшую звезду
Пока пишу в измятую тетрадь.
Я – жду тебя
и дольше буду ждать.
Пчела
О, этот дождь, пропахший к сентябрю
Грехом и мятой,
Стучал в окно – «…за всё благодарю» -
Чуть виновато.
Стекали сны по грустному стеклу
В размытых строках.
Жеманясь, мяли жалкую пчелу
По водостоку.
Постой, хотя бы шанс на пустоту…
Без притч и точек.
Пусть будет дождь на утреннем посту,
Пчела и прочерк.
Пусть будет грех в мольбе – «перезвони» -
И мятный трепет.
О, этот дождь, осенний озорник.
Озноб и лепет.
Смотри, смотри, как вымыл до нутра
Стекло и раму…
По водостоку жалкая пчела
Сползает в яму.
***
Вдоль росистой лесной тропы
Мне ли руки ломать стыдливо.
Говорят – до утра «на ты»
Хороводила да блудила…
Вечер суетен, тянет в ночь.
В тишине поворчат деревья…
Мне ли утром просветом прочь
Из распутной моей деревни…
Говорят, хорошо бы в пух
Да еще хорошо бы сажей…
Насчитали уже до двух,
Да еще не такое скажут.
Нашинкует неспешно мысль
Без оглядки на всхлип и жалость…
Мне ли спорить, когда в корысть
Задержалась я, задержалась…
Мне ли хныкать когда стихи
Не скрывают исподней сути…
Прокляни меня, помяни…
Не забудь…
***
Оглянись – листопада пора,
да и просто пора –
оглянись…
Изгоняют синиц из веселого летнего рая.
Чуть топорщась на ветке,
пока что безропотно ластится лист.
И скрипит чья-то ось за сараем, возможно – земная.
Подождешь?
Не смотри – не люблю
приручать не своих журавлей.
Пусть курлычут туда, на закат где теплее, богаче.
Это всё ерунда – «не проси», «не забудь»,
«не гневи», «не жалей»…
Это всё для меня – ерунда, а кому-то иначе…
А кому-то… да только кому
эти песни бездомных синиц?
Ты попробуй ещё их поймай, примани оглянувшись.
Помяни парой строк снимок горестно выцветших,
высохших лиц.
Отпечаток прожитых времен, моментально минувших.
Ничего не осталось – пора…
Листопада пора –
оглянись,
Припадая листвой к притяжению грешной планеты.
Синестрочие плачет дождями –
сорвался трепещущий лист.
Пожалей, если сможешь, о нём, забывая рассветы.
Не успеть…
По асфальтам продрогшим расстилается медь.
Не успеть оглянуться, чтоб себя разглядеть.
Не успеть ошибиться, чтоб себя наказать…
По озябшим бордюрам вышивается гладь.
Не успеть догадаться, чтоб исправить ответ.
Были тяжкие годы, а вот горестней – нет.
Были годы моложе. Может заново – в путь…
Растревожена память – не вернуть, не вернуть…
Хоть затянуты раны, да не сгублена стать,
Не успеть дотянуться, чтоб себя удержать
От вопросов, запросов, полумерных рывков,
Беспорядочных взглядов, безответственных слов…
Не успеть… замираю. Терпко пахнет имбирь.
Ветку стылой рябины колошматит снегирь.
У обоих сегодня – незатейлива снедь.
Не успеть отогреться, и других – не согреть…
Я поняла...
Я поняла – там, на краю жары и пыли
Вы все-таки одну меня, увы, любили.
На расстоянии тоски, сомнений, боли
Вы все-таки одну меня лишили воли.
Одну меня Вы взяли в плен без проволочек,
Позволив все же написать немного строчек.
И в них, пытаясь сохранить частичку мысли,
Я незаметно для себя, терялась в смыслах.
Я растворялась в суете, капризах, лени,
В пустопорожней болтовне с десятком мнений
О сотне глупых новостей про быль и небыль.
И кто там был в тоске моей, и кто в ней не был,
И сколько в бездну невзначай, и стольким – чаю…
Я ничего вокруг себя не замечала.
Шуршали сплетни в шелухе про трали-вали,
А я считала – вот покой, он будет с Вами.
И дважды, трижды … и еще входила в реку,
Не замечая, что идет распад молекул.
Не беспокоясь, что идут разрывы связей,
Мне всё казалось, что расту из грязи в князи.
Я всё мечтала что спою, играла сцены,
Не замечая что, увы, все чувства немы.
Вдруг, осознавшая вину, застыла вязко,
Пытаясь как-то разобрать свою не-сказку.
Вы стали первым: чувств поток, взяв за основу,
Вы, все-таки, увы, меня убили... словом.
***
Горчит солёная тоска,
Ознобом стынет.
Чаинок конусный каскад
В заварник кинут.
Насыщен цвет, вечерний вкус,
Разлуки запах.
И я сейчас не ошибусь,
Решив заплакать.
Сентиментальность не в чести.
Поставлю водку.
Под надоедливый мотив
Раскрашу нотку
И буду через вечность фраз
Хранить открытку.
Вся жизнь – попытка номер «раз…»,
Вся жизнь – попытка…