В Якутии русское слово началось не с букваря советского школьника. Оно пришло с казаками-первопроходцами, воеводами, священниками-миссионерами, старообрядцами, сектантами, ямщиками, золотоискателями, промышленниками, переселенцами из Новгородской земли и Западной Сибири, купцами-торговцами, ремесленниками, поселенцами-декабристами, сосланными эсерами, революционерами, а также беглыми разбойниками и этапированными справедливо и несправедливо осужденными. Свой дискурс внесли царские чиновники, преподаватели учительской и духовной семинарии, расширили его библиотеки, созданные меценатами, участники северных экспедиций, полярные летчики, геологи, профессура университета и молодые специалисты со всех концов Советского Союза. Каждый принес свою лексику, стиль, интонации. Этот язык впитал также слова-идиомы, образные выражения, кальки якутских пословиц и поговорок, мифологические образы и краски и стал драгоценным достоянием Якутии, волей судеб воссоединившейся с Россией...
В творчестве поэта, прозаика и драматурга Владимира Федорова оживают все эти пласты.
В невыдуманной повести «Гражданин номер 1 навсегда исчезнувшего города» – явь как сон и сон как явь. Детские мечты, потери, предчувствия и чувства слагаются в терпкую симфонию благодарения родному гнезду, подарившему писателю богатство и выразительность языка.
Сколько говоров, акцентов, интонаций в маленьком далеком селе Тас-Тумус! Речь русских эстонцев, немцев, латышей, финнов. Невероятные и типичные истории исхода из родных мест людей, нашедших приют на суровой, богатой и щедрой таежной Лене-реке. Это язык вещих снов и стихов, песен и сказок бабушки Марьи, рассказов односельчан, их острых шуток-прибауток.
«Бесхитростная мальчишеская душа», взрослеющая с появлением младших братьев, с гордостью за отца, нежностью матери, лаской двух бабушек, пропитана запахом реки, травы, нагретых солнцем бревен отчего дома. В хвойных лесах, крутых осыпающихся берегах быстроводной реки блуждают призраки и духи, звучат песни русалок, идут нешуточные сражения с перестрелками между директором школы и воинственной уборщицей, строятся снежные крепости и тоннели, летят стрелы самодельных луков, приходит в гости к детям горностай. И читаются книги. Благо, в сельмаг привозят не только продукты, рыболовецкие снасти, сапоги, но и книги – «Сага о Форсайтах» Голсуорси, например, или «Мадам Бовари» Флобера. Случайно попавшая в руки книга «Мифы Древней Греции» поражает воображение новыми образами героев.
Глухое село в тайге постепенно становится базой геологов и буровиков, и это начало исхода добросердечных сельчан, наивно полагавших прожить здесь свой век. Да и место для изб изначально выбрали, как видно, неподходящее – у высокого обрывистого яра, на котором похоронен шаман…
Пройдут годы, и писатель вернется сюда. А до этого будет видеть сны-воспоминания и сны-видения, что воплотились в стихи. Приедет сюда, испытав острое желание написать об односельчанах, которым давно обещал, и вдохнуть воздух детства. Пустынно, тихо на погосте. Перезрела кладбищенская смородина. Жаркими шариками раскатились спелые ягоды по крыльцу давно опустевшего дома, как черные дырочки от пуль. Осталась лишь память о селе в великой таинственной местности у каменного валуна Тас-Тумус. Да еще свидетельство о рождении Владимира Федорова за номером один, поскольку Тас-Тумус ко времени его рождения как раз получил официальный статус населенного пункта. Теперь уже нет этого «бесперспективного» села, где кипела жизнь, рождались дети, вырастали и влюблялись, становились сильными, преодолевая страх, суровые зимы, весеннее половодье, ужас мистических легенд и были бесконечно счастливы. И вспоминается библейское: «Плачу и рыдаю, когда лицезрею жизнь!»
В обаянии русской сибирской речи усматривают порой влияние прозы Валентина Распутина, но в произведениях Федорова – другая тональность, это его собственная душа говорит его собственным языком. В отличие от многих сибирских писателей областная лексика, диалектные выражения не вводятся в повествование для «колорита народности», они органично существуют в тексте как живая его часть. Мысль, выраженная в других словах, утратила бы свою точность.
Язык прозы Федорова легок и свободен, нет следов усилий и потуг на высокий статус классика. Ему дано свыше. Дар слова, как и музыкальный дар, идет от предков. Писатель, всматриваясь в историю своей семьи, создает истинный шедевр русской прозы – маленькую повесть «Скрипка».
Сначала это просто удивительно красивая вещь в красном углу деревенской избы, странным образом похожая на прабабушку Зину: «Лицо бабы Зины, будто высеченное плотницким топором из старого пожелтевшего лиственничного дерева, было покрыто густой сетью морщинок. И такой же паутинкой трещин была усеяна лакированная поверхность скрипки». Прикосновение сухих легких пальцев прабабушки, запах лесных трав, исходивший от ее фартука, таинственные малиновые блики на изогнутых боках скрипки при живом огне керосиновой лампы и отделившийся от бревенчатой стены смычок – все дышит предчувствием музыки. Через историю скрипки, которую бабушка просила похоронить вместе с собой и которую внучок, о, ужас! разбил вдребезги в день ее похорон, неосторожно снимая со стены, рассказана история прадеда Ивана Звонкова – скрипача-самоучки.
Почти отчаявшись восстановить скрипку из обломков, мальчик увидел на ее грифе след от склейки – значит, она уже была сломана однажды, и ее починили. Догадка окрыляет его. Кропотливая работа, поиск решения невероятно трудных вопросов ведет маленького человека к серьезным шагам на пути к мастерству, к постижению тайны музыки.
Оживает судьба Ивана Звонкова, потерявшего покой от звуков скрипки. Прикосновение огрубелых крестьянских пальцев к футляру, поглаживание лаковой поверхности, первое скольжение смычка по струнам, которые не хотели петь, а только рычали и скрипели, неустанные занятия в амбаре, пока, наконец, прабабушка Зина не застыла с охапкой дров в изумлении от чарующей музыки. И перестали смеяться соседи над тем, что серьезный мужик, охотник и мастер на все руки, стал изображать из себя музыканта. Он играл, а они слушали. Случалось, плакали. Но счастливей всех был сынок-приемыш, в котором писатель «спрятал» образ своей бабушки Марьи. Остальные герои – реальные люди.
Баба Зина говорила, что «музыка Ивану была заместо души». И случись же такое! Возвращаясь со свадьбы из соседнего села поздно ночью, замечтался Иван и не заметил смертельную опасность. Отбиваясь от настигающих его волков, упал нечаянно на скрипку, лежавшую на дне саней. Хрустнула скрипка, и сердце Ивана замерло!
Возрождение скрипки было поистине чудом. Только старый мастер Фролыч, хранивший секреты своих предков, мог дать совет и помочь Ивану восстановить ее.
В повести так подробно, со знанием дела описана красивая работа Ивана над задней стенкой скрипки, вырезанной из полки старинного шкафа, что видишь, как дух высокого мастерства осеняет и ремесло, и искусство.
Эпизод изготовления лака для скрипки написан как притча о Мастере. Тридцать лет Фролыч не прикасался к баночкам и узелкам, в которых хранились компоненты чудодейственного лака, «разжег огонь в русской печи, снял с гвоздя небольшой медный котелок и подозвал Звонкова: «Иди, Ванюша, сюда, смотри да запоминай. Лак-то этот мне дед ещё передавал. Для самой красной работы, баил, лак будет. А где в наши времена красная-то работа? Нет её и в помине, народ обнищал».
И сотворили они чудо, равное волшебству Страдивари. Иван играл и играл, а Фролыч сидел, закрыв лицо руками. «Когда под тёмными балками избушки растаял последний звук, старый мастер положил руку Ивану на плечо и тихо произнес: «Вот теперь и помирать можно. Исполнил я, Ванюша, на свете белом главную свою работу. Не зря жил».
А Иван пошел в церковь, поставил большую свечку и снова заиграл…
История Ивана не частная повесть, она о народе России, талантливом, сердечном, сильном – способном на медведя в одиночку ходить, безжалостно попираемом циркулярами, подвергаемом репрессиям, насильственным переселениям и прочим экзекуциям, но непобедимом в невероятной духовной стойкости. И обо всем этом поет скрипка сибирского крестьянина Ивана Звонкова.
Эта проза в одном ряду с чеховской «Скрипкой Ротшильда» и «Певцами» Тургенева, а прадед Иван Звонков по силе характера и масштабу личности сродни Ивану Флягину Лескова. Из нее рождается драматургия Владимира Федорова. В ней другие темы, новые герои, иной масштаб, но в центре внимания, как и в прозе, остается человек с неповторимой судьбой и характером, вытканными из многомерной и неисчерпаемой материи живого языка.
Пьесы Владимира Федорова, поставленные в Русском драматическом театре им. А.С. Пушкина в Якутске и на других сценах страны, по жанру, языку и качеству разработки темы стоят особняком в русской современной драматургии. В них редкостное сочетание исторического исследования, аналитики и богатого русского языка.
Взгляд драматурга на отдаленное прошлое ломает устоявшиеся или установленные рамки привычных суждений о пути и образе России. Он видит и передает ее «особенную стать» и утверждает веру в нее.
Не каждому режиссеру подвластна религиозно-историческая стихия, где он должен вести труппу, как пастырь и проповедник. Иначе как актеру освоить и осмысленно произнести тексты мистерии, древнерусских хроник, житий, страстей, интонационно близких пассионам, мессам и, если хотите, ораториям. Какие нетривиальные ходы должен найти постановщик адаптации этих пьес для современной сцены, привыкшей удивлять и развлекать!
Выдающийся театральный режиссер Андрей Борисов поставил в Якутске шесть спектаклей по «совершенно не театральным на первый взгляд» пьесам Федорова.
Историческая драма «Апостол государев» по композиции напоминает хронику покорения Сибири, обрамленную полумистической историей любви воеводы Бекетова к якутской девушке Кюнней. Неоднозначный образ русского воеводы (как-никак завоеватель), поставившего на якутской земле острог и основавшего тем самым город Якутск, предстает в пьесе Федорова истинным служителем – апостолом государевым, воплотившим лучшие моральные черты русского патриота, действующего за царя, за Родину, за веру.
Отчеты, письма, приказы, грамоты, царские указы обернулись страданиями и восторгами живых людей и горячими для современного читателя событиями.
Возможно, для постановки эта пьеса трудна. Богата редкая для театра языковая среда: обилие древнерусских слов и оборотов речи с включением церковнославянизмов сосуществует с простонародным, диалектным, фольклорным и старорусским языком царского двора. Многочисленны типы и характеры персонажей: от царей, их родственников, челяди и бояр до казаков-разбойников, супостатов-душегубов. От местных сибирских – бурятских и якутских тойонов, воинов, бедноты и до призрака, являющегося Бекетову. Добавьте к этому народные массы: бои, пожары, грандиозная стройка, церковная служба – такой масштаб для сценического воплощения непрост. В то же самое время пьеса обладает жанровой пластичностью. Она может быть и легендой, и сказкой, и трагедией, балаганным представлением и реалистической исторической драмой.
Почерневшая башня Тыгына, единственный сохранившийся след острога, до ее реставрации была знаком бесконечно далекого времени, почти неощутимого. Теперь слышно, как звенят в тайге топоры, чувствуешь дурманящий терпкий запах тысяч золотистых ошкуренных бревен и видишь чудо русского деревянного зодчества – крепость с башнями и мощной оградой, внутри которой построили первую деревянную церковь. С нее начинается урбанизация. Вырастает город Якутск: многократно перестраиваемый после пожаров Троицкий кафедральный собор на Соборной улице (ныне Каландаришвили), оставшийся в тридцатые годы без колокольни и переданный Якутскому драматическому театру, затем кафе «Чароит», да и много чего еще там было. Памятником этой эпохи стоит Спасский мужской монастырь на территории современного Краеведческого музея – большого краснокирпичного здания с украшенным парадным входом. Впрочем, архитектура Лешевича – это уже другое время: инока Якутского Василия Оконешникова, судьба которого стала темой другой пьесы Федорова.
В постановке на сцене Русского драмтеатра, как и должно быть в историческом эпохальном произведении, режиссер спектакля Андрей Борисов пошел по пути драматизма, героики дел и деяний апостола государева – воеводы Петра Бекетова, несшего нелегкое бремя управлять казаками, среди которых немало отъявленных головорезов, вести дипломатические сношения с местным населением, не всегда дружелюбно настроенном, претерпевать наветы, несправедливые взыскания, опалу, неравный бой за справедливость. Грезы любви и зов вечного покорения новых пространств ведут Бекетова, человека с железной волей, светлыми мыслями и добрым сердцем.
Премьера «Апостола государева» состоялась в Москве в МХТе имени Чехова в 2007 году – в Дни якутской культуры, посвященные юбилейной дате вхождения Якутии в состав России.
Строго говоря, первым спектаклем по пьесе Федорова в Русском театре должна была стать драматическая поэма «Созвездие Марии». Владимир Федоров рассказывал, как он пришел в театр. Показав режиссеру Валерию Яковлевичу Келле-Пелле свою первую поэму о великой любви Василия и Марии Прончищевых, погибших во льдах моря Лаптевых при исполнении высокой государственной миссии освоения севера России, получил совет переделать ее в пьесу. И первый же опыт выявил глубинный конфликт драматургии и современных требований сцены. Символично, что главным замечанием режиссера было слишком большое количество персонажей-мужчин. Когда молодой драматург принес в театр пьесу-сказку, вопрос от директора был другой: как театр повезет это на гастроли, вместятся ли артисты с декорациями в маленький самолет? Если бы такими вопросами озадачивались Пушкин, Толстой, Горький, русская литература и русский театр лишились бы многих шедевров!
Как бы там ни было, но прошли годы, прежде чем пьеса «Созвездие Марии» стала грандиозным спектаклем в постановке Андрея Борисова, показанным в московском Гостином дворе (2012), а затем послужила основой для сценария известного фильма.
События в пьесе происходят через сто лет после установления Бекетовым Якутского острога, когда он уже стал городом, послужившим форпостом Великой Северной экспедиции. Мы видим в пьесе Якутск 1735-1736 годов: судоверфь, гардемаринов, рабочих, построивших под руководством русских инженеров дубель-шлюп «Якуцк» – первое русское судно, отправившееся из Якутска по будущему Северному Морскому пути.
Через события, предваряющие ледовую эпопею, связанные с шаманами и болезнью Петра 1, высвечивается образ мыслей людей начала XVIII века, в котором соседствуют мифологическое сознание, вера в технический прогресс и православное мировидение, ведущие сынов России продвигать границы государства.
Разноголосая и разноязыкая стихия передана драматургом в таинственных словах камлания, окриках солдат, морском сленге, лирических песнях Марии, жены Прончищева, – единственной женщины на корабле. И в патетических речах командования, и в канцеляризмах царских указов, и в простонародном говоре дышит эпоха.
Расшифрованный автором судовой журнал, записи воеводской канцелярии, материалы якутского архива составили фактографию пьесы, а содержанием ее стали стихи Владимира Федорова – гимн любви и священному долгу перед Отечеством, романтическому зову мистических ледовых морей, духу странствий.
Сам Федоров – путешественник, ходил на яхте и по северным морям, жил этой темой, и жизнь помогала ему. Так, он оказался в момент эксгумации тел Прончищевых, когда перед установкой памятника требовалось уточнить, принадлежит ли захоронение Прончищевым. Кроме того, ученые проверяли версию о причине гибели Марии (настоящее имя Татьяна). И не случайно версия поэта оказалась верной – Мария скончалась не от цинги, как предполагалось, а от любви. Она не пережила смерти мужа, истинной причиной которой, скорей всего, была не столько травма, сколько драма невыполнения миссии. Полуостров Таймыр, о котором не мог знать Прончищев, сломал все планы экспедиции, невероятно удлинив путь, вынудил остаться на зимовку, в течение которой совершиась трагедия.
И также Бог послал Владимиру чудо увидеть те самые туфельки, которые Мария надела перед смертью, несмотря на жестокий холод, чтобы быть красивой рядом с Василием...
Душой первого воплощения поэмы в жанре радиоспектакля были актер Юрий Козловский, композитор Виктор Климин и редактор Лариса Утяшева. Радиоспектакль стал дипломантом всесоюзного фестиваля радиоспектаклей 1989 года. Более чем через двадцать лет по этой пьесе, доработанной драматургом, дополненной новыми стихами и песнями, был поставлен спектакль Андреем Борисовым и показан в жанре площадной патетической феерии в московском Гостином дворе, где главной площадкой служила центральная мраморная лестница, превращаясь на глазах у зрителей то в дворцовый зал с блестящими дамами и кавалерами, то в дубель-шлюпку, на двух палубах которой по обеим сторонам лестницы работали гребцы, просунув весла в пролеты балюстрады. Наклон лестницы, на ступеньках которой сидели матросы, передавал неспокойную стихию холодных северных вод. Большие витринные окна, превращенные в экраны с морскими пейзажами, сине-голубыми волнами, белоснежными и прозрачными глыбами льда, сопровождали эту героическую эпопею.
Величественными стягами взлетели и наполнились ветром паруса над мраморными ступенями лестницы, и поплыл корабль, увлекая восхищенных, потерявших чувство реальности зрителей далеко от земли.
Уже в первом произведении для театра выбраны такие темы и персонажи, что для раскрытия их характеров нужны сильные актеры. И не просто выбор героев отличает пьесы Федорова, главное, они не вписываются в рамки хрестоматийных схем, все живые, настоящие! А когда есть что играть, появляются любимцы публики. Их облик, манера держаться и говорить идут в народ.
Блестящая работа Эдварда Купшиса в роли Витуса Беринга послужила камертоном для всех актеров, занятых в спектакле. Ему присуще тонкое и точное чувство стиля, сценической формы и глубина проникновения в роль. Степан Федоренко (Семен Челюскин), Владимир Кропотов (лейтенант Дмитрий Овцин), Илья Данилевский (лейтенант Петр Ласиниус) завоевали симпатии зрителей. Марина Слепнева в роли Марии Прончищевой, безусловно, стала любимицей публики.
В «Созвездии Марии», как и во всех последующих пьесах, обаяние героев исходит от их «светоносности». Холодная, скованная льдами Якутия на мгновение открывает глубину неба, показав звезды, среди которых трепещет далеким мерцающим светом созвездие Марии над стольным городом Якутском.
Постепенно Якутск становился не только форпостом северных экспедиций, но и оплотом православия в «отдаленных приполярных и арктических провинциях» России.
Христианизация Якутии проходила успешно, но была в ней и глубокая драма, прошедшая по сердцам людей, порой далеким эхом отдается она и сегодня. И не будь таких Господом посланных святителей, как Иннокентий Вениаминов, неизвестно, как бы пошли развиваться события.
В пьесе «Алмазный крест. Путь святителя» представлено житие Иннокентия (Вениаминова). Митрополит Московский и Коломенский, апостол Русской Америки, Аляски, духовный и государственный деятель столь высокого сана предстает близким и понятным человеком. Иркутск, Петербург, Москва, Аляска, Амурская область, Якутск – многомесячные путешествия по самым опасным путям и дорогам Сибири, морям и океанам наполнены трудностями, лишениями и потерями.
Подвижническая деятельность Вениаминова, по его собственному признанию, видимо, была угодна Богу, ибо сохранил он его, что позволило совершить богоугодные дела во имя России. В пьесе показан путь святителя от бедного деревенского сироты до церковнослужителя архиерейского сана.
Якуты помнят своего великого соотечественника, благодаря которому произошел перелом к новой православной жизни. Появились книги духовного содержания, переведенные на якутский язык, изданные в Москве, и впервые 19 июля 1859 года в Якутском Троицком соборе проведена самим Вениаминовым торжественная литургия на якутском языке.
Эпизод: прибытие Вениаминова в Якутск для проведения мессы рисует образы старого деревянного Якутска, сияющего куполами церквей. В ремарке к сцене двенадцатой мы видим развернувшуюся по-над Леной-рекой панораму православного града Якутска: «Маковки Спасского монастыря, купола нескольких городских соборов и старинные башни острога». Начинают звучать разноязыкой речью улицы Басманная, Казарменная, Монастырская, площадь Тыгына, и ты чувствуешь, что это твой город. По пыльным улицам Якутска проезжают коляски, повозки, льют дожди, гремят грозы, падает снег. И люди-то живые, не призрачные тени прошлого. Мы, сегодняшние, слушаем их, с толпами народа веселимся на масленичной ярмарке, коленопреклоненно внимаем голосу владыки, шествуем с хоругвями, слушаем под дождем в Летнем саду тревожно и нежно поющую виолончель…
И в царских палатах, и в алеутском жилище, и в первом каменном храме Якутска Вениаминов – свой.
Драматург объединяет в единый контекст языческие праздники и обряды, православную мессу и элементы жития – жанра древнерусской литературы. Пьеса соткана из исторически достоверных событий, писем святителя государственным и церковным деятелям, своим близким и родным, а также из вещих снов, видений, знамений и молитв.
Наследие святителя огромно. Одних писем три тома, алеутские мифы, американские рассказы о Русской Америке на Аляске, богословские труды – все это изучено писателем и так прочувствовано, что тексты молитв как будто льются из души самого читателя!
В пьесе дан философский взгляд Вениаминова на религию, корнями своими уходящую в языческие времена, питающие культуру человечества. Тема эта близка писателю Федорову, посвятившему ей научно-популярные труды о шаманизме, получивших высокую оценку доктора философских наук К.Д. Уткина и доктора исторических наук В.Н. Иванова, отметивших исследовательскую культуру автора и увлекательное живое изложение. Потому автору под силу охватить широту религиозных взглядов Вениаминова.
Драматург выступает единомышленником святителя, продвигая его идеи о миссионерстве. Вениаминов проповедовал внимание к нуждам приобщаемых к православию народов, соответствие личности самого миссионера избранному делу и подлинность его веры, проявление терпимости и любви миссионеров к своей пастве, бережное отношение к языку и традициям приобщаемых народов. Вениаминов считал миссионерство общенациональным делом, объединяющим россиян, видел в том божью волю, без которой все человеческие усилия тщетны.
Сплетения сюжетных линий строительства храма алеутами на Аляске, судьба алеутского провидца Смиренникова, жизнь царя и цесаревичей, чьи сердца и ум прекрасно развитые, посвящены всецело служению Отечеству. Сплетение эти потоков, смыкающихся с личностью Вениаминова, создает образ сложнейшего периода русской жизни, в которой уже нарождался дух реформ царя-освободителя, и в то же время назревала катастрофа апокалиптического размаха. Разрушительная бесовская сила дана в образе маленькой девочки в белом платочке, милой и вольной, резвой и волевой Сонечки Перовской – дочки губернатора. Она вырастет и взмахнет белым платочком, подав сигнал Каракозову. И полетит бомба под ноги царю-освободителю, и разлетится все в клочья вместе с первой российской Конституцией. Вмиг оборвется лирическая линия Александра Второго и обернется предвестием русской трагедии. Жуткая эта картина явилась в видении Иннокентию за год до происшествия, простит он «беспутного» царя и даст благословение на венчание с маргинальной женой – единственной его любовью Екатериной Долгорукой…
Музыкально-ритмическая структура стройна и богата, слог благозвучен и певуч. Из ремарки: «Остров Уналашку накрывает полярная ночь, но перестук топоров и звон пил не прекращается. А затем к ним добавляются удары молота по наковальне. Звучит благословение Господу из уст Вениаминова, раздаются радостные крики и хлопанье в ладоши маленьких и взрослых алеутов, полнятся счастьем взоры и знаки далёкого шамана Смиренникова, звучит небесное пение его двух ангелов и незримого хора за ними».
Такое раздолье разнофактурных действий для режиссера! На основе пьесы Андрей Борисов создал уникальную мистерию с участием девяти театров, ставшую одной из самых ярких впечатляющих событий в Москве в Дни якутской культуры, посвященные 385-летию вхождения Якутии в состав Российского государства.
Тему служения Богу и Отечеству продолжает мистерия ХХ века «Одиссея инока Якутского». Она представляет историю православной Якутии предреволюционной поры русско-японской войны 1905 года, взбудоражившей умы вольнодумцев, поставивших страну перед катастрофой. В ней рассказана история, малоизвестная самим якутянам.
Прототип главного героя Алеши – историческая личность Василий Оконешников. Мальчик в далеком северном селе услышал звон колоколов Московского кремля в день смерти владыки Иннокентия. Не поверили ему мальчишки, изваляли его в снегу, побили за вранье... На третий день к мятущемуся в жару умирающему Алеше явилась во спасение Богоматерь с пророчеством: «Три дня как мир покинул Иннокентий, и часть его светильника святого тебе передаю. Храни святыню,
дабы не гас огонь Христовой веры, дабы любовь к Отечеству жила… Взрасти свой разум. И не забудь про добрые дела, без них мертва молитва...»
Духовными пастырями Алеши Богородица назначила преподобного Германа и святителя Иннокентия.
Четырнадцатилетний подросток пришел в самый сильный мороз с обозом с Колымы в Якутск учиться. Юноша-переросток молился в келье о грамоте и знаниях, с божьей помощью стал первым учеником, окончил Казанскую духовную академию, изучил английский язык. стал учителем и директором церковно-приходской школы. Любил гимназистку Веру, с которой в детстве играл в казаки-разбойники. Встретив ее в Якутске, гулял в парке под белым пушистым снегом на Покров день, ходил в гости к ее тетке на Гостиную улицу, но избрал путь служения Богу, став монахом.
Устремления к деятельной жизни привели иеромонаха Алексея к службе корабельного священника на крейсере «Рюрик». Он не был только священником. Его богатый интеллект, обширные знания позволили ему служить простым матросам и флоту России. Он участвовал в сражении на трагически погибшем крейсере, испытал японский плен и предстал перед Русским собранием с аналитическим докладом о необходимости устранения целого ряда несовершенств русского флота.
Разочарование, постигшее Алексея, было велико. Общество высоко оценило его подвиги, но не обратило должного внимания на его пророческое выступление о гибельном состоянии русского флота. Смелость его суждений, воспринятая как дерзость, по сути пресекла духовную деятельность Алексея, без которой ему не было жизни. И никто не мог заподозрить в спившемся монахе, бредущим сквозь слякотную дождливую осень в ветхой рясе мимо Свято-Троицкого собора, того корабельного священника, что в огне пожара не бросал своих матросов, героя русско-японской войны, кавалера золотого наперстного креста на георгиевской ленте.
Печален итог его жизни в миру, но путь служения достоен его небесных покровителей, и светлая душа его возносится к ним...
Спектакль Русского драматического театра им. Пушкина «Одиссея инока Якутского» в постановке Андрея Борисова в 1999 году стал лауреатом Международного фестиваля «Благая весть», посвященного 2000-летию христианства на Руси. За эту пьесу Владимир Федоров удостоен звания лауреата Государственной премии Республики Саха (Якутия) им. Платона Ойунского.
Со всей очевидностью прослеживаются в драматургии Владимира Федорова традиции русского классического (религиозного) театра Алексея Константиновича Толстого – драматурга, прозаика и поэта, создателя знаменитой трилогии, потрясшей публику спектаклем «Царь Федор Иоаннович» в постановке Бориса Равенских в 1975 году. Как и у Алексея Константиновича Толстого, у Федорова пристальный интерес к истории, внутреннему миру тиранов и благодетелей. Как и великий его предшественник, Владимир Федоров светел, и его произведения при всем драматизме событий далеки от роковых мрачных исходов. И глубоки его думы о Боге и власти.
И вот уже вовсю двадцатый век.
Небесная хроника 1943 года
«Два берега одной победы» и «Запасной аэродром» составили дилогию о событиях в Якутии во время Великой Отечественной войны. Она посвящена перегону американских самолетов по трассе Аляска–Якутск. Новое время, новые люди, экстремальная ситуация.
Перегон, испытание и адаптация к низким температурам американских самолетов – тема мало известная. Казалось бы, все знают об этом, но мало кто представляет себе, как это было. Пьеса «Два берега одной победы» погружает читателя в атмосферу северного аэродрома, где на промозглом ветру в сильный мороз кипит жизнь – техники готовят машины к полету, метеослужба держит руку на пульсе изменений летных условий, прибывшие летчики сменяют погибших и после трудных маршрутов сидят с американскими коллегами в кафе. Сквозь гул моторов, звон бокалов, песни со старых пластинок и под гитару проступает образ тяжелой и очень важной для победы службы полярных летчиков, из которых сто тридцать человек сложат головы на земле Якутии.
И, конечно, есть любовь, ревность, злодеяние, несправедливость и торжество жизни в итоге.
Настроение русско-американской приключенческой истории окрашивает реальные события опасной службы и трагические моменты небесной хроники перегона восьми тысяч самолетов всепобеждающим светом оптимизма.
Пьеса – память прекрасным людям, их подвигу и напоминание того полузабытого дискурса жизни Якутии, что вошел в нее в сороковые годы XX века. В Якутске, где располагалось общежитие летчиков, уже был кинотеатр «Центральный», здание школы № 8, среди новых домов красовались исторические каменные здания XVIII, XIX – начала XX века, среди которых выделялись краснокирпичные дома, спроектированные архитектором Лешевичем. Был уже и Русский драматический театр, и шла в нем «Гусарская баллада», для консультации быта и нравов эпохи которого был приглашен Николас Толли – правнук Барклая де Толли, героя Отечественной войны 1812 года, по пьесе приглашенный актрисой Герлих. Это реальное событие запечатлено на снимке актеров и летчиков после премьеры.
После перегона американских самолетов это был уже другой город с новыми людьми, новыми товарами, новым языком, новым мироощущением, вошедшим в жизнь Якутии и всей страны.
«Запасной аэродром» – вторая часть дилогии. В ней на передний план выходит бесконечная, как сквозная рана, тема сталинских лагерей. Она близка всем. Как нет семей, которых не коснулась война, так и нет семей, обойденных сталинскими репрессиями. Знакомы они и якутянам, и не только по памятным, как шрамы, баракам ГУЛАГа, но и непосредственной встречей с ним.
В пьесе события представлены в «двойной экспозиции». Сквозь взгляд современных молодых девушек-геологов, наткнувшихся в полевом маршруте на старый барак сталинского лагеря, проступают, как видение или сон, дни и годы заключенных женщин, вынужденных строить запасной аэродром для самолетов, перегоняемых с Аляски.
Героини появляются как колонна этапированных изможденных существ, потерявших имена, получив вместо них злые, унизительные клички-кликухи, которые им дала «тюрьма-старуха». Экстремальная ситуация вынуждает их работать на строительстве аэродрома, превозмогая смертельную усталость, голод, боль.
И в этом лагере среди надсмотрщиков, продажных и подлых, и людей чести и долга происходит борьба. Удивительно тонко, как парашютный шелк, из которого шьются платья для выступления перед иностранными гостями, происходит преображение, а точнее, возвращение имен и образов женщин, светлых, нежных и бесконечно любимых – и в этом аду сталинских лагерей, оставивших глубокие шрамы и на якутской земле, мы видим людей, способных победить мрак!
Отдельного разговора заслуживают стихи и песни, органично входящие в ткань всех пьес, – от частушек и бардовских текстов до патриотических песен и романсов на стихи великих поэтов России.
Расположенные в этом очерке пьесы не по датам их написания, а по хронологии событий, в них представленным, с XVII по XX веков, позволяют увидеть грандиозную эпопею русской жизни в Якутии, созданную Владимиром Федоровым. Эти пьесы включают нас в единый православный контекст. Потому-то нас трогают эти судьбы, попадая в самую сердцевину совести. С нами происходит все, что происходит с нашей страной. И не давным-давно, и не где-то там, а сейчас. И возникает радостное чувство, так сильно попираемое сегодня, что наша страна у нас все-таки есть!
***
Премьера «Запасного аэродрома» в постановке Андрея Борисова в Русском драматическом театре им. Пушкина в Якутске состоялась 16 апреля 2021 года – в день присвоения Владимиру Федорову звания народного писателя Якутии.