«Пью весну. Какое наслажденье!
Тело стало легким, словно тень.
У меня сегодня день рожденья.
И вчера. И завтра.
Каждый день!» –
Эти сроки, Конькова, едва появившись на свет, стразу стали крылатыми у его друзей-поэтов и читались вслух каждый раз, как только мы вспоминали Валеру. На самом дела его день рождения пришелся не на весну, а почти на конец лета, на 16 августа, и в этом году он бы отметил его в юбилейный 70-й раз. Но судьба распорядилась так, что Валерия Конькова нет с нами уже больше трёх десятков лет. Он ушел на тридцать девятом году, многое не успев доделать и получить от жизни. Не выдержало сердце, которое при внешнем неприятии сантиментов на самом деле было очень ранимыми и тонким. Его единственный стихотворный сборник «Последний вираж», увидевший свет в 1991 году, оказался посмертным. А при жизни было две книги публицистики и множество статей, очерков и репортажей в газетах «Молодежь Якутии» и «Социалистическая Якутия». Он был типичным трудоголиком – ответственным, обстоятельным и талантливым, тянувшим на себе целую гору редакционных заданий и общественных нагрузок. Эта газетная текучка и не давала по-настоящему проявиться литературному таланту, но в редкие часы и минуты, когда Валерий сбрасывал груз поденщины и взлетал на крыльях вдохновения, из-под его пера выходили строки, которые ценители поэзии хорошо помнят наизусть. Как те, знаменитые, про день рождения.
Давайте вспомним сегодня его лучшие стихи.
Валерий КОНЬКОВ
***
Поэту Алексею Васильеву
Друг приехал издалече –
По делам,
Не просто так.
И была, конечно, встреча.
И вопросы:
что да как?
Щедро зелье наливали,
Пили вкусно, ели с хрустом.
Не пьянели.
Но едва ли
Было что нужнее «Русской».
Я давненько примечаю
Наши общие грехи:
Никудышные за чаем
Получаются стихи.
И хоть друг заметно окал,
Начал, глянув синево.
Так читал,
что в стеклах окна
С плачем слушали его.
Он читал чуть-чуть устало,
Словом бил наверняка.
А за словом проступало
Сердце в свежих синяках…
А под утро тихо-тихо
Он промолвил вдруг:
«Малыш,
Ты давным-давно не пишешь.
Ты пиши,
а то сгоришь…»
***
Я сегодня в суете земной.
Где я был?
А где я только не был...
Вот опять склонилась надо мной
Женщина, закрыв собой полнеба.
Тех, что уходили поутру
Скорой и неровною походкой,
В памяти усталой не сотру,
Не залью российской хлебной водкой.
Мне они лечили гнев и боль,
Грусть-тоску болотную гнилую.
Я у самой страшненькой, любой,
С чистым сердцем руки поцелую.
Будут годы слушать тишину,
Станет былью нынешняя небыль.
Буду я у женщины в плену,
Только пусть затмит собою небо.
***
Падают дождинки,
Словно гвозди,
Сталью равнодушною во мгле.
Я тебя люблю
Любовью поздней —
Самой постоянной на земле.
Старость,
Приходящая до срока,
По ночам — нездешние мечты.
Было трудно,
Было одиноко.
Было все.
Но появилась ты
Дай мне бог
Не ошибиться в главном,
К боли и обидам приучась,
Дай поверить:
Будет добрым сплавом
Сплав сердец,
Родившийся сейчас.
И когда погаснут в небе звезды,
Улыбнись мне
В предрассветной мгле.
Я тебя люблю
Любовью поздней —
Самой постоянной на земле.
* * *
Пью весну. Какое наслажденье!
Тело стало легким, словно тень.
У меня сегодня день рожденья.
И вчера. И завтра.
Каждый день!
Потому, что солнце с самой рани,
Потому, что царствует апрель
И в лучах оттачивает грани
В полдень сумасшедшая капель,
Потому, что реки повзбесились —
Потому рождаюсь каждый день,
Чтобы на большой земле — России
Жить среди людей. И для людей.
***
Завилась дорожка, словно модница.
Вот опять — уже в который раз —
Нажимать на тормоз мне приходится,
Ну, а я хочу нажать на газ.
Раскрутить хочу колеса бешено:
Пусть простят сотрудники ГАИ.
Ну, зачем себя я должен сдерживать:
Время мчит — попробуй догони!
Пусть считают многие чудачеством,
Глупостью закушенной узды,
Я уверен: ведь оно, лихачество,
Не глупее медленной езды.
Если на свидание с кюветом
Попаду — ты слишком-то не плачь,
Коли уж родился я поэтом,
Значит — от рождения лихач.
***
Снова ветер с севера
Подарил письмо.
В стерео –
Растерянный
Голос Адамо.
Каждый нервом, жилкою
Жду, когда бы смог
Я упасть снежинкою
На родной порог.
***
Мне пора. Я набит словесами.
Переполнен словарный запас.
С неохотой впрягается в сани
Одряхлевший до срока Пегас.
Но – потянет,
И – миля за милей –
Одолеет остаток пути.
Ничего, что подрезаны крылья;
Так надежнее – не улетит.
Ну, а если пегасовы ноги
Вдруг сдадут,
Оборвут колею, -
Сам впрягусь,
Чтобы где-то в дороге
Разбазарить
Поклажу свою…
***
Стынут лужи. С вечера прохладно.
Колобком по кромке крыш – луна.
Звёзды, словно войско на параде,
Строго инспектирует она.
Но уже идёт по горизонту,
Грубо раздирая ночи плед,
Ветровой, но буднично резонный
Сумасшедшей алости рассвет.
Он радушно полую долину
Вешним хмелем
полнит до краёв:
Пьяный в лоск
В грязи лежит суглинок,
Пьяный город, растопив седины,
Сладко плачет крышами домов.
***
Голова тяжелая, как камень.
Вечер синий на землю упал.
Достаю дрожащими руками
Сигарету длинную «Опал».
И летит дымок куда-то к звездам.
Огонек зажат губами в плен.
Все, чем был богат, давно я роздал,
Ничего не попросив взамен.
Может, оттого всегда мне любо
Каждый вечер, стоя на крыльце,
Видеть день, катящийся на убыль,
О своем не думая конце.
Пусть придет он рано или поздно —
В мире ведь не будет перемен...
Все, чем был богат, я людям роздал,
Ничего не попросив взамен.
***
Раскидав по мизерным кусочкам
Глупость наших собственных сердец,
Мы на этой жизни ставим точку.
Мы себя изжили. Всё. Конец.
Ни к чему изнеженная сытость,
Плоскость шуток сальных и уют, –
Мы уйдём немы, незнамениты –
Пусть нам вслед презрением плюют.
Пусть плюёт мещанская убогость,
Ставит смерть и молодость в укор,
Нам с её плевками твердолобость
Безразлична с самых давних пор.
Нам, убитым жизненною ношей,
Похвалы потомков ни к чему…
…Только вечер вон какой хороший,
Уходя, поклонимся ему.
***
«Огня! Ещё огня!» – толпа ревела.
И превращаясь в чёрный зольный прах,
Горело человеческое тело,
Горело озаренье на кострах.
И с той поры толпа убийства жаждет:
Чем черноту души своей согреть?!
Все гении рождаются однажды,
Чтобы кострах невежества сгореть.
Идут века.
Костры пылают жарко,
И, яростно-жестока и тупа,
Убийства ждёт,
как дети ждут подарка –
«Ещё огня!» – безумствует толпа.
***
Ржавая осенняя дорога.
Стылый дождик
Множит свой посев.
Я устал.
Я отдохну немного,
Под косматым деревом
присев.
Я пока курю,
надежный «газик»
Малость поостынет,
отойдет.
Из такого месива вылазил,
Где, пожалуй,
нужен самолет!
Я умчался
от квартирной грусти
В мир без окон
без дверных ключей,
Где под мокрым мхом
таятся грузди,
Где ветра
пугают косачей,
Мир как будто
надвое расколот:
Царство тишины —
и треск пальбы.
Говорят,
здесь скоро будет город,
А пока
вовсю растут грибы.
Даль размыта
акварельной краской,
Сосны руки тянут
в вышину,
И, зверея от дорожной
тряски,
Дизиля
пугают тишину.
Нужно им
пробиться через осень,
Чтоб скорей пришла
иная явь, —
Чтоб поднялся город
среди сосен,
Ни одной бруснички
не помяв.
Чтоб, наполнен
хвойным ароматом,
Общий был у нас
с природой
кров...
Еду по дороге,
крытой матом,
Злым,
усталым
матом шоферов.