Моё Заполярье
Чтобы не тревожилась порой,
Разойдись, душа,
раздольным плёсом!
Время каплет медленной смолой
С памятного белого затёса.
Оживают дикие места,
Розовеют утренние мари –
За полями белого листа
Призрачно сияет Заполярье!..
Мальчик из распаханных степей,
Твой упрямый чуб – ковыль белёсый,
Проводи-ка к юности моей
По тобою сделанным затесам!
В те края, где позднею весной
Глухариный ток идёт по елям,
Где летят за солнечной блесной
Щуками полярные недели,
Где от зверя поднятый лабаз
С порохом и солью, и мукою
Бережёт до времени
такое,
Что не зря оставлено про нас!
1970-е
Посвящение в тайгу
Геодезисту, начальнику партии
Владимиру Гусеву
Помнишь, как единым махом
На почтовом катерке
До жилья Арыалаха
Мы промчались налегке?
Как с простительной охотой
Безо всяческих затей
«Раздавили» там чего-то
За здоровье медведей,
За Вилюйские болота –
Не пейзаж, конечно, мил –
За отряд, что в них работал,
Комаров собой кормил!
Мчался катер мимо створов,
По теснинам между скал…
Из бывалых разговоров
Этот – душу приласкал.
Так вершины голубели,
Так бежал речной простор,
Что минутное похмелье
Не проходит до сих пор!
1972
Туесок
Руки иль корни. Белый висок.
Старый якут мастерит туесок.
Снял он с берёзы лоскут бересты:
Дело не просто – движенья просты.
С плашки берёзовой слой сострогал,
Вырезал донышка ровный овал.
Опытом древним, работой-игрой
Дерево вновь окружает корой.
Нет ни гвоздя – вся душа ремесла
В теле берёзовом произросла…
Лентой берёстовой туго скрепил,
Крышкой берёзовой туес закрыл.
Чтобы любому он радовал взор,
Лег на берёсте привычный узор…
Светится нежной корой туесок,
Словно с берёзой он вырасти смог!
1979
В Жиганском аэропорту
Топографу Василию Рубанову
Резкий ветер обещает
Заполярную пургу.
Самолёты отдыхают,
Распластавшись на снегу.
Нарты, малицы, олени,
Жёсткость речи горловой,
Воздух юности весенний,
Хоть апрель глядит зимой.
Сядь к голландке, обогрейся –
Пусть быстрей часы пройдут.
Ожиданием спецрейса
Полевой томится люд.
В тесном зале ожиданья
Сквозь всеобщий разговор
Той бродяжьей
старой данью –
Тихострунный перебор.
«Я – седой,
я – старый клоун…» -
В раннем сумраке летит.
Напряжённо беспокоен
Будоражащий мотив.
Пусть нехитрое искусство
Унесёт нас далеко.
Переполненное чувство
Так печалится легко!
Чудодей путей сердечных, -
Если б думал,
если б знал! –
Ты меня теперь навечно
Этой песней наказал!..
Завтра лётная погода.
Путь над сопками далёк.
И с отрядом на полгода
Мы летим на Оленёк.
1985
Якутская беседа
Когда без дороги пройдёшь по росе
И двери в жильё отворишь,
Хозяин приветливо скажет:
«Кэпсэ!»*
Ты - гость и пока помолчишь.
И только откликнешься: «Сох,
эн кэпсэ!»**
И сядешь к огню – благодать!
И каждый достанет любимый кисет –
Трубочку набивать.
Но трубочку надо сперва раскурить
Печным угольком, как всегда,
Потом не спеша посидеть,
подымить…
Нехитрое дело: поговорить –
Большого не надо труда.
И легкими «ветками»*** выйдут слова
На глуби прозрачных проток,
Где видно сквозь воду:
гуляет плотва,
И светит опавший листок.
И ты, у которого «нет ничего»,
Поведаешь новости с мест:
С кем встреча была,
что узнал у кого,
Про всё, что случилось окрест…
Кипит самовар,
и плывет разговор,
И сушатся сапоги.
И глазом прищуренным
смотрят в упор
Предания старой тайги.
*Кэпсэ – говори, рассказывай (якутск.).
**Сох, эн кэпсэ – нет, говори ты
***Ветка – одноместная якутская лодка.
1972
Наваждение
Темнело в моем скрадке охотничьем…
Напрасно я всматривался в тени на аласе*,
В густеющее небо над протокой –
Ни шороха утиного, ни кряка…
Фортуна мне сегодня изменила,
И невозможно было отличить
Тайгу от перевернутого неба,
И лиственницы робко собирались
На берегах мерцающей воды…
Я стал искать тропу,
но чёрный кто-то,
Ещё черней, чем небо над протокой,
Вдруг промелькнул
и взвился надо мной,
И точными короткими кругами
Обрушился –
как ветром опахнуло!
Я отшатнулся, будто от несчастья,
Стволами вскинул вслед за привиденьем –
Оно взмывало вновь над головою
И вновь сближало жуткие круги.
Теперь я слышал:
лязгнули по стали
Мгновенные отчаянные когти,
И вновь, как обруч, сжала темнота…
«Что ж, погоди, - подумал я, - посмотрим…
Один здесь лишний
на ночном болоте!».
О, музыка взводимого курка!
Я выждал миг,
потом, почти не целясь,
Сорвал курки – навстречу,
в шорох крыльев!
И грохот, и отдача от дуплета,
И тишина…
И облачко, качаясь,
Вытягивалось белой полосой…
Ни перышка,
ни клёкота,
ни крика –
Как будто всё мне только что
приснилось,
И вот уже окончен странный сон…
Так что же это было –
наважденье?
Предупрежденье Севера о чём-то?
А может быть, сова –
ночная птица,
Сошедшая с ума от тишины?
Возможно то и это, и другое,
Но было здесь ещё,
что понял позже:
Зарубка,
знак,
царапина на память
О крае полуночном и суровом,
Таком же юном,
как и сам в то время,
О сказках и повериях якутских,
И Севера шаманьем колдовстве,
Которое уже не повторится,
Как никогда не повторится юность.
_________________
*Алас – проходимое болото (якутск.)
1970
Последний медведь
Я – медведь,
Я – лобастый и сумрачный зверь.
Я – хозяин
Последней
В тайге
Глухомани.
Позади череда
Невозвратных потерь, -
Доверяюсь тому,
что уже не обманет.
Я несу, как преданье,
свое естество,
Я бегу
от людского
лукавого глаза,
Я рычу на собратьев,
продавших родство
За остатки варенья
На свалках турбазных…
Их понятливость лисья
И страх – не по мне.
Я уйду
и старинную вспомню науку:
Поиграю себе
на расщепленном пне –
И упьюсь дребезжаньем
пронзительных звуков.
Эти чащи – мои!
И свобода – моя!
Для меня здесь рассыпан
туман голубики,
Для меня
веселится на гальке струя,
И мелькают
от солнца слепящие блики!..
А для гостя с винтовкой –
мой рык громовой
И, как черная молнья,
когтистая лапа, -
Пусть тропа
разукрасится
кровью живой,
Пусть качнется листок,
тёмной влагой закапан!..
Но я чую,
Я знаю,
Что близок мой час, -
Не о том ли
болтливая кукша*
стрекочет!
Как мне хочется жить!
Как вся жизнь
против нас!
Как упрямое сердце
Сдаваться не хочет!
________
* Кукша – сойка (сиб.)
1977
Северное сияние
Не для тела, для души,
Чтоб продлилось обаянье,
Выйди к звёздам, подыши
Рядом с северным сияньем!
Перед чудом помолчи –
В смене радуги мгновенной
Пусть колышется в ночи
Легкий занавес Вселенной!
Юность, ты ему сродни –
Ваших сил никто не знает:
Только сполохи-огни,
Только светом ночь играет!
В тьму ворвался белый день,
Ждать рассвета он не хочет –
На полнеба светотень,
Словно бабочка, хлопочет!..
Стань сиянием, душа,
Стань созвучием поющим –
Юность, как ты хороша
Неизвестностью грядущей!..
Бури тайные в крови
Странным светом напророчит…
Что бы ни было,
живи!
Не забудешь этой ночи.
1970-е
Охота
Виктору Труханову
Стрелял по птице боровой,
В тайге преследовал оленей,
И плыл дымок пороховой,
Как дух невинных преступлений.
Я не гадал, кто виноват, -
Веленьем вековых традиций
Он гнал, охотничий азарт,
И не давал остановиться!
На всём пути – следы, следы
Наивной и жестокой воли.
Кто не видал зрачков беды,
Тот и чужой не ведал боли…
Но по следам
сквозь прорезь век
В меня прицеливался кто-то.
Не часто,
слабый человек,
Я знал, за кем идет охота!
Их много, их не перечесть,
Кто, словно тень,
проходит рядом,
Считая чуть ли не за честь
Ударить словом или взглядом!
Я их узнал.
Я стал добрей.
Смягчился дух,
сменились речи,
И вот уже в глаза зверей
Смотрю почти как в человечьи.
Я разрываю круг потерь!
Пусть бьют в меня
удары эти,
Но страсть жестокую
Теперь
Не передам по эстафете.
1980
Бивень мамонта
Осколок бивня на моём окне
О днях других напоминает мне.
О берегах
заросших и глухих,
О дружестве товарищей моих,
О радости,
короткой, как заря,
С тех – северных – листков календаря!
А бивень бел, как белы облака, -
В таёжном льду, как миг, прошли века –
Загадку жизни, непонятный пыл
Он в трещинах-морщинах утаил…
Он мне напомнил о моей весне,
А сыну пусть напомнит обо мне.
18 января 1970
Два стихотворения
Топографу Николаю Соколову
1. Оленёк. Ледоход. Май, 1962
Трещит костёр на берегу,
Он ягель вытаял в снегу,
Трезвонит закоптелый чайник…
Мест поискать таких глухих,
Со мной два спутника моих,
Они меня зовут «начальник».
Костёр на сотни вёрст один,
Лишь треск и шорох серых льдин –
Реки проснулся грозный голос!
Лежим на шкурах –
их не счесть –
Лосиные, гремят, как жесть,
И всюду – жёсткий белый волос!
Плывёт в распадок легкий дым,
И с дымом горько-молодым
Все звуки незнакомо сладки…
Пьянит весны хмельной замес,
И солнце плавится с небес,
Слепит сквозь полотно палатки!
Гусиный зов издалека…
А радость ходит, как река –
Выплескиваясь ненароком;
Вместить её душе невмочь –
Всю ночь не спится,
и всю ночь
Река волнуется под боком!
1987
2.
* * *
Меня разбудили гусиные стаи:
Сквозь щели в палатку сочился рассвет.
Не знаю,
не знаю,
не знаю,
не знаю,
На сколько всё это продолжится лет.
Но знаю,
на дальней одной параллели,
Где сонные нас ожидали века,
Наш след стерегут заполярные ели
В колючем сиянье снегов Оленька.
Но знаю,
живут в заповедной тетрадке
Ручьи в тальниках,
вешний холод и чад,
И гуси,
крылом задевая палатку,
Сквозь весны летят
и кричат,
и кричат…
12 февраля 1982