«Милое создание Джесегея...”
Из народной песни.
Только что появившийся на свет жеребёнок с взлохмаченной мокрой шерстью кое-как поднявшись, шатаясь, неуверенно ковылял на тоненьких ножках. Соловая, с пятнами кобылица, лежа на боку, в тщетной попытке встать била ногами землю, с большим усилием подняла голову, и утухающим взглядом посмотрев на него: “Ради кого же я покидаю белый свет?,” испустила последний вздох ...
***
Коневод Егор в поисках соловой кобылы, жеребой от скакового жеребца, объездил все аласы, где паслись многочисленные табуны лошадей. Вечерело. Егор, отчаявшись найти кобылу, вспомнив про поляну у речки Хаттыгы, направился туда. Подъезжая к поляне увидел скопление ворон, подхлестнул коня. На опушке рядышком лежали кобыла и жеребёнок. Воронье при приближении всадника поднялось на крылья и уселась на верхушках лиственниц. Хотя Егор был уверен, что жеребёнок тоже мёртвый – жеребёнок был целехонький, только был очень слаб и его била сильная дрожь. Егор укутал красновато-рыжего с чёрным хвостом жеребёнка в телогрейку, положил впереди себя на седло и поехал домой.
В тот вечер в доме Сылгысыт[1]Егора царила радость, - не каждый день отец приносит домой новорождённого жеребёнка! Дети не отходили от жеребёнка, каждый норовил напоить его коровьим молоком. Даже малыш Санчик не отстал от старших братьев – поделился молоком из своей бутылочки. Осиротевшему жеребёнку дали кличку Турагаскы, что значит Гнедыш. Несколько дней спустя жеребёнка было не узнать. Он крепко стоял на ногах, вприпрыжку бегал по дому. Катерину, хозяйку дома, признал как родную мать, ходил за ней как нитка за иголкой: Катерина идёт в хотон – Турагаскы туда же, она в дом, жеребёнок тоже.
Через месяц его неуёмному аппетиту не хватало уже и молока единственной коровы Екатерины. Пришлось договариваться с маслобойным заводом и забирать у них обрат[2]. Катерина на коромысле приносила вёдра с обратом домой. Однажды, преодолев все препятствия на пути, Тарагаскы вырвался за забор и догнал Катерину у маслозавода. Когда Катерина, по дороге домой, желая передохнуть сняла с плеча коромысло и поставила на землю, Турагаскы, подскочив, одним дыханием выпил ведро обратки, взялся было за второе ведро, но Катерина кое как отобрала у него вожделенное питье. С тех пор Турагаскы каждый день прибегал к маслозавду, ждал когда ему вынесут пойло и с громким шумом высасывал обрат.
Вскоре обнаружилось, что жеребёнок сладкоежка: будь то сахар, конфетка или печенюшка – сразу захватывал мягкими губами и кивая головой съедал. Узнав, где “обитают” эти самые вкушняшки, Турагаскы целый день околачивался у магазина.
Городские дети, приехавшие погостить в деревню, перемахивая через изгороди убегали от “кусачего” жеребенка – вон какие у него страшные, большие зубы!
Из домочадцев с Турагаскы постоянно возились, крепко подружились малыш Санчик и щенок Шарик. На покрытом разнотравьем лужайке у дома они втроём целый день гонялись наперегонки. Иногда Турагаскы в пылу игры то грудью, то боком поддавал Санчика и тот катился кубарем по лужайке. Вот плачу-то было! Шарик, как будто утешая, начинал слизывать обильные слёзы Санчика, а Турагаскы с виноватым видом склонялся над плачущим мальчиком и тот, немного поплакав, обнимал его за шею и они вновь неслись неперегонки!
Жеребёнок рос проказливым – однажды, зайдя в сарай, выпив из стоящего в углу ведра керосину, чуть не окочурился. К счастью, заметили сразу, вызвали ветеринара. Пришлось с помощью клизмы промывать желудок – на следующий день Турагаскы, задрав хвост, как ни в чём ни бывало носился по лужайке. Потом обнаружили, что он, с невинным видом прохаживаясь возле свинарника, поджидает, когда в корыто нальют корм и выбрав момент, когда хозяйка уйдет, тайком поедает свиной корм. Пока хаврошка с упоением чавкая начинает есть, жеребёнок высасывает всю жидкость и длинным языком слизывает оставшуюся гущу. Свинья от обиды начинает визжать – Турагаскы сразу отходит и делает вид, что щиплет травку.
Из домочадцев Турагаскы больше всех уважал, побаивался Сылгысыт Егора. Когда он вечером возвращался, пропитанный запахом вольных ветров, конского пота, Турагаскы бежал навстречу. Хотя Сылгысыт никогда не ласкал, не гладил жеребенка, Турагаскы нравился его твёрдый взгляд, и как он основательно держится.
-Нохоо, Турагаскы![3]Никак не можешь ужиться в деревне! С завтрашнего дня я отведу тебя к табуну жеребца Мутук Харах! Он не станет тебя кормить конфетами, а научит порядку! – после очередной проказы несмышленыша Сылгысыт Егор принял твёрдое решение.
Так Турагаскы оказался в Хаттыгы, в табуне. Табун есть табун – здесь свои законы, свой вожак. Здесь ты не будешь скакать наперегонки с Санчиком и сбивать его с ног, не сможешь ухватить Шарика за загривок и потрясти как следует, не заставишь хаврошку визжать, отбирая у неё еду! Турагаскы, увидев сородичей, подобрался, приосанился и иноходью подбежал к ним. Но жеребец не признал в нём свою кровь, больно укусил и, дополнив укус ударом передней ногой, отдалил его от табуна.
Не познавший вымя матери, Турагаскы с удивлением наблюдал, как жеребята сосут кобыл. Почуяв сладкий запах кобыльего молока, он попытался оттеснить одного из них от соска матери, но получил от кобылы оглушительный удар копытом.
Пришлось ему уйти под защиту Сылгысыт Егора. Вечером, когда Сылгысыт Егор направил своего коня на дорогу домой, жеребёнок побежал было за ним – к своим верным друзьям Санчику и Шарику. Но Егор, заметив, что жеребёнок увязался за ним, строгим окриком остановил его.
– Иди обратно, Турагаскы! Назад!
Делать нечего, пришлось ему понурив голову, остаться у развилки дороги...
Несколько дней он пасся поодаль от табуна. Когда табун перемещался в другой алас[4], он как иголка за ниткой следовал за ними. Старался держаться дистанции - как только он переступал невидимую границу, жеребец сразу реагировал и, подбежав, прогонял бедного жеребёнка.
Однажды ночью, когда табун остановился на ночёвку, Турагаскы сквозь дрёму увидел как на него со стороны леса мчится что-то чёрное, громадное. От испуга он метнулся в сторону, тем самым уйдя от мощного удара когтистой лапы медведя. Почувствовав, что нависла опасность, жеребёнок что есть силы заржал дребезжавшим голоском и стал метаться из стороны в сторону. Хищник не отставал от него, пытался свалить его ударом лап, но жеребёнок благополучно увертывался. Табун, учуяв запах медведя, в испуге помчался на середину аласа. Турагаскы, ржа тоненьким голосом, в отчаянии плутая как заяц, помчался за ними. Медведь, выжидая когда жеребёнок выбъется из сил, не отставал от него. Драма приближалась к концу...
Вдруг в их погоню как будто ворвался вихрь: между Турагаской и медведем вклинился разъярённый жеребец! Медведь от неожиданности плюхнулся на огузок. Вожак Мутук Харах оттеснил жеребёнка к сгрудившемуся табуну, табун раскрылся и Турагаскы оказался внутри.
Началась битва титанов – вожака табуна Мутук Хараха и огромного медведя. Медведь, пронзительно визжа, наносил сильные удары лапами, жеребец, всхрапывая, бил передними ногами, крутнувшись как юла, задними ногами наносил сокрушительные удары, мощными челюстями кусал хищника. Лужайка под ними превратилась в взрыхленную, чёрную землю. Медведь в ярости вырывал с корнями молодые лиственницы и швырял их в жеребца, размашистым ударом лапы старался перебить хребет противника. Мутук Харах вставал на дыбы, передними ногами барабанил косолапого, не давая ему нанести смертельный удар. В какой то момент ударом когтистой лапы медведь разодрал ему холку – полилась обильная кровь. Одуревший от запаха крови хищник сломя голову кинулся на жеребца, но был отшвырнут страшным ударом задних ног – у него были сломаны несколько ребер...
Покой ночного леса был нарушен страшным шумом смертельной схватки. Турагаскы, объятый страхом от ужасного ора, приткнулся к одной кобыле и она его приняла.
В какой-то момент медведь своими огромными когтями зацепился за сбившиеся в колтуны волосы хвоста лошади. Жеребец, в попытке сбросить мёртвую хватку медведя, начал лягаться задними ногами. Медведь, в отчаянной потуге освбодить запутавшиеся в волосах когти, истошно ревя наносил свободной лапы размашистые удары по крупу лошади.
Мутук Харах, резко прыгнув вперед, повалил с ног медведя. Не давая сбитому наземь хищнику опомниться, начал без устали бить его ногами в грудь, голову, - только треск стоял ломающихся костей. Медведь вначале норовил сопротивляться, но со временем удары его стали реже, слабее...
Лучи восходящего солнца осветили алас, по которому обезумевший Мутук Харах волок за собой мёртвого медведя...
***
На жеребца-трёхлетку, который до сих пор свободно пасся на вольных лугах, силком набросили уздечку, привели к загону и крепко привязали к коновязи - сэргэ. Турагаскы, ущемлённый ограничением свободы, в ярости кидаясь из стороны в сторону изрыл своими копытами землю. Сплетённый из конских волос чембур оказался очень крепким и, как ни старался молодой жеребец высвободиться от узд, привязь не порвалась...
Как же так, в это время он должен был находиться на аласе Чуорайытта! С упоением скакать наперегонки по колыхающимся травам аласа с чалой кобылой со звёздочкой на лбу! Но вместо этого вот он – лишённый свободы, на крепкой привязи! От отчаяния жеребец, привстав на дыбы, кидался грудью на сэргэ – но коновязь была вкопана в землю надежно. Коновязь, как будто кичась своей непоколебимостью: “И не таких неистовых детей Джесегея удерживала на коротком поводке!” –стоически выносила наскоки жеребца. Там, в Чуорайатте, малорослый, с свалявшейся бурой шерстью жеребчик,пользуясь его отсутствием заигрывает с той, у которой звёздочка на лбу! Будь Турагаскы на месте, не подпустил бы недокормыша к чалой кобыле! От досады Турагаскы, судорожно храпя, кидался из стороны в сторону, пытаясь порвать узы...
Так прошли такие длинные день и ночь.
-Нохоо, Турагаскы! Настанет время и над тобой взойдёт солнце! Нынче летом на больших летних скачках своими резвыми ногами должен будешь доказать, что ты достойный сын знаменитого скакуна Мутука Хара! – неслышно подошел сзади Сылгысыт Егор.
С малых лет признавший в Егоре хозяина, Турагаскы успокоился. Он спокойно дал оседлать себя, но когда хотели взнуздать, жеребец, как будто поняв, что удила всю жизнь будут управлять им, взбрыкивая задними ногами начал мотать головой, не даваясь коневодам вложить трензель в рот, но коневоды всё таки одолели его. Проворный малый враз вскочил на седло и ногами крепко зажал бока. Рывком освободили от привязи – ну, что ж, посмотрим кто кого! Жеребчик, стараясь сбросить с себя всадника, начал брыкаться, кидаться из стороны в сторону – то вставал на дыбы, то начинал, лягаясь, вскидывать зад. Всадник недолго продержался на нём, при очередном взбрыкивании взлетев на воздух грохнулся оземь.Вскочив на ноги, он вновь запрыгнул на Турагаску. На этот раз он продержался на седле довольно долго, но молодой жеребец всё таки сбросил его с седла.
Наездник оказался упёртым – в третий раз оседлав коня, то натягивал повод, то ослаблял,стараясь заставить коня почувствовать кто здесь главный.Турагаскы закусив удила, брызжа кровавыми слюнями, брыкался, не давая подчинить себя. На этот раз наездник так грохнулся, что казалось дрогнула земля! Оглушённый падением, не сразу поднялся. Поднявшись, поднял лежавший рядом кол и пошёл на жербца.
- Стой! Ты что, дурак? Сам оплошал, но винишь коня? Иди, утри сопли! – Сылгысыт Егор прогнал незадлачивого наездника. – Поймайте Турагаску, приведите сюда и привяжите. Когда успокоится, отдышится, сам буду объезжать! – дал указание коневодам.
Сылгысыт Егор, прождав, пока молодой жеребец, успокоится от жестокого обращения, тихонько подошел к нем. Турагаскы, увидев приближающегося человека, запаниковал.
- Стой, дружок, стой! Что за беда! Не тебя одного так объезжают! – строгим голосом сказал Сылгысы .- до каких пор будешь с молоденькими кобылами наперегонки бегать, играться?! Твоя участь – стать скакуном! Пришла пора радовать людей своими быстрыми ногами!
Сылгысыт, ласково похлопывая по шееТурагаскы, вынул из кармана кусок сахара и протянул жеребцу. Турагаска мягкими губами захватил сахар и захрустел. Почувствовав полузабытый вкус вожделенного лакомства, он, по старой привычке, потянулся к карману и осторожно захватив его зубами легонько дернул, прося добавки. Сылгысыт вынул ещё один кусок сахара. Пока Турагаскы наслаждался вкусом детства, Сылгысыт быстро отвязал его и проворно вскочил в седло.
Жеребец, всхрапнув, в попытке сбросить всадника начал кидаться из стороны в сторону. Но Сылгысыт как будто врос в седло, твердыми руками так натянул повод, что удила больно врезались в рот коня, что пришлось запрокинуть голову. Направил его в сторону аласа с озером посередине и ослабил повод, дав Турагаскы сломя голову бежать в ту сторону.
Несколько раз объехали озеро. Турагаскы несколько раз попытался взбрыкнуть, чтобы сбросить седока, но сильно натянутый повод давал понять, что лучше слушаться всадника. Умный конь быстро понял, что бразды правления в руках всадника: когда нужно было бежать – бежал,когда нужнобыло идти шагом – шёл шагом...
…С того дня жизнь молодого жеребца круто изменилась. Корм, водопой, тренировки строго в определённое время. Иногда его выводили на тренировочные скачки с другими скакунами. Турагаскы ещё в вольной жизни любил соревноваться с быстроногими лошадьми соседних табунов, но те гонки в сравнении с нынешними тренировками были просто игрой. Постепенно он вжился в новый образ жизни, ему начал нравиться тренировочный процесс. В массовом забеге Турагаскы соперничал с опытными скакунами Чагылганом[5], Быччантаем[6] и Кыыдамом[7].Чагылган, чалый жеребец со светлой гривой и хвостом, несся стремительно, как молния. Быччантай, пучеглазая белая лошадь, бежала как лось, выбрасывая длинные ноги и не любила пропускать вперед других – могла цапнуть их жёлтыми зубами. Кыыдам был жеребцом с добрым нравом, ко всем соперникам относился ровно. Бежал он, грациозно подпрыгивая. Вскоре их на привязи привели в другое место. Прибыв туда они продолжили тренинги. На Турагаскы посадили среднего сына Сылгысыта Кузьку. Турагас было начал брыкаться, но Кузька, несмотря на юный возраст, был опытным наездником и быстро усмирил его.
Однажды утром алас, где тренировались скаковые лошади, наполнился шумливой толпой людей. Турагаскы, до сих пор не видевший столько народу, сильно возбудился и стал биться. Сылгысыт Егор, увидев это, подошёл к нему и похлопывая по шее, успокоил. По традиции на первый забег вывели только молодых скакунов. Зрители одобряюще загудели, первогодки-скакуны испугавшись этого шума стали горячиться. Как только раздался звук удара металла о металл, кони рванулись вперед, только Турагаскы замешкался. Сылгысыт хлопнул ладонью о круп коня.
- Сильно не подгоняй! А то загонишь! Пусть скачет своим темпом! – прокричал вслед.
Турагаскы мчался во весь опор, раз за разом обгоняя соперников.
Зрители неиствовали:
- Мячик !
- Субуллар!
- Сыыдам!
-Уолчаан !
- Мячик ! Мячик! Мячик!
Впереди Турагаскы подпрыгивая как мяч, нёсся жеребец с округлыми формами. Между ними завязалась долгая борьба за первенство, Турагаскы никак не мог обогнать Мячика, так как наездник твёрдыми руками натягивая повод придерживал его. Как только пошли на последний круг, Кузька ослабив повод дал понять Турагаске, что пришла его пора. Почувствовав свободу, Турагаскы рванул вперед и вмиг обогнал соперника. Тот пытался догнать его, но постепенно дистанция между ними увеличивалась. Финиш был близок, но вдруг из висящей на столбе тарелкообразной штуки громыхнуло:
- Оо, первым к финишу приближается жеребец из Мяндиги по кличке Турагаскы! Да ну, легендарный скакун Мячик из Чакыра заплутал в пыли, поднятой резвыми копытами Турагаскы!..
Турагаскы, испугавшись громогласного голоса, рванул в сторону от беговой дорожки и поскакал подальше от страшной штуки.
- Турагаскы выбыл!..
- Мячик победил! Ураа!
Зрители бесновались. Кузька еле успокоил жеребца и, спешившись, на поводу привёл его к трибунам. Хотя Турагаскы и проиграл, но всем стало ясно, что восходит новая звезда скачек.
Однажды Турагаскы вместе с легендарными, непобедимыми скакунами Чагылганом, Быччантаем и Кыыдамом перевезли через реку и увезли куда-то очень далеко. Приехали на место, где скопилось людей еще больше, чем в их аласе. Кроме гама людей, воздух сотрясали раскатистые звуки. Турагаскы, ошеломлённый раскатами ранее не слышанных звуков, снова просел на старте. Стартовав последним, он постепенно прибавив ходу, начал обгонять конкурентов. Догнав бегущего вторым скакуна, начал обгонять. Наездник, похожий на ястреба, вцепившегося в свою жертву, наотмашь ударил нагайкой в голову Турагаскы. От боли жеребец вскинул голову, но продолжил свой бег. Буланый конь попытался оттеснить его с беговой дорожки, но Турагаскы не поддался, а оттолкнув грудью вырвался вперед. Наездник от злости хлестнул Кузьку нагайкой по спине. Кузька, несмотря на жгучую боль, не стал устраивать разборку, а всё внимание уделил на обгон впереди скачущего бурого скакуна.
Как только голова Турагаски поравнялась с крупом лидера, седок рукояткой нагайки похлопал по широкому голенищу торбасов. Из голенища поднялась дорожка зеленовато-бурой пыли. К счастью, дунул порыв ветра и основную часть пыли снесло в сторону. Кузька вдохнув часть пыли зачихал, закашлялся: “Махорка! Лишь бы конь мой не захлебнулся!”
Финишную линию пересекли первыми. Зрители стоя приветствовали их.
-Ураа! Ураа! Аммгинские!
-Ураа! Ура Турагаскы Стремительному!..
В последующих скачках Турагаскы уже никому не уступал лидерства. Привык к многоисленному скоплению людей, к громким раскатистым звукам, научился разным хитростям, научился их обходить.
Наконец-то пришла пора возвращаться домой. Причалив к родному берегу, Сылгысыт Егор сказав: “Бегите к родным местам!”- снял с них недоуздки. Вожак четвёрки Чагылган пустился вскачь прямиком на юг, остальные последовали за ним.
-Вот дьяволы! – вслед захохотали Сылгысыт Егор и Кузька.
Чагылган всю ночь, без передышки, где рысью, где шагом только ему знакомыми тропами вёл их по лесам, полям, речкам, марям и возвышенностям. К утру вдалеке, сквозь синеватое марево завиднелись горы Амги.Чагылган проникновенно заржав, во всю мочь пустился к родным местам, увлекая за собой своих друзей...
Долина незабвенной Амги встретила четвёрку колыхающимся ковром шелковистой травы, умопомрачительным запахом разнотравья, переливающимися под ярким солнцем мириадами алмазов водами кристально чистой Красавицы Амги. Кони с разбега бухнулись в реку, ласковые струи принялись омывать их натруженные долгим переходом пропотевшие тела. Они, пофыркивая, плавали вдоль и поперек реки, смывая въевшуюся грязь. Наплававшись вдоволь, кони выскочили на берег и стали отряхиваться, окутавшись радужным облаком искрящихся золотом капелек воды.В радостях от прибытия в родные места лошади с громким ржанием начали играясь, гоняться по широким лугам долины.
Турагаскы, несясь очертя голову по лугам почувствовал, что такое тоска по родному аласу и с этих пор это чувство он пронёс через всю свою, полную взлетов и падений, радостных и горестных дней жизнь Жеребца Скакуна.Где бы он не был, всегда его думы были только о Амге – реке с светлыми струями, о вольной жизни после больших скачек в необъятных лугах долины реки...
Время стремительно бежало. Турагаскы Стремительный пока не пропустил впереди себя ни одного соперника, но со временем начал чувствовать, что слабеет, что настанет день, когда его перегонят. Всему свое время - в одно утро Турагаскы понял, что выходит на последние скачки. Приняв это как должное, не впал в отчаяние, только испытывал некоторое волнение. Когда вывели на старт, он оглянув соперников, узнал в вороном, с блестящей шерстью жеребце с перекатывающими мыщцами и длинными, сильными ногами своего основного конкурента. Вдруг перед его глазами промелькнули картинки последнего забега легендарного Чагылгана: у финиша он, Турагаскы Стремительный, догнав перегнал Чагылгана. Тот, от гнева ввизгнув, начал пластаться от всех сил, стараясь вырваться вперед, но Турагаскы не пожалел его. Наоборот в упоении, что побеждает легендарного, непобедимого скакуна, прибавил прыть и первым пересек финишную линию. Затем с гордо поднятой головой, красуясь перед чалой кобылицей Сарданой, хвастаясь надетой на его шею красной шёлковой лентой победителя покрасовался иноходью перед трибунами...
Сегодня пришла пора ему испытать то, через что прошёл в тот день Чагылган...
В желании застать вороного жеребца врасплох, выиграть такие нужные метры, он с первого же раза рванул во всю прыть. Породистый вороной немножко отстал и неразрывной нитью следовал за ним, ни уменьшая, ни прибавляя расстояния. Так они проскакали почти всю дистанцию. На последнем круге вороной с заметным усилием вырвался на голову!
Турагаскы Стремительный от обиды заржал, и ввизгивая как Чагылган в тот злосчастный для него день, начал пластаться со всех сил. Вороной жеребец вызывал у Турагаскы Стремительного образ того медведя, которого до смерти испугался жеребёнком – если не убежит от него, то обязательно задавит....
-Какая досада!!!
Турагаскы Стремительный на полголовы определил вороного. Между судьями, среди болельщиков поднялся жестокий спор.
-Победил!..
-Проиграл!!!
-На полголовы вырвался!!!
-На целую голову проиграл ваш Турагаскы!..
-Нет! Это не так! Турагаскы Стремительный!!!
-Победил!..
-Проиграл...
Турагаскы до этого нет дела, хоть и покрылся потной пеной, твёрдо знал, что он уходит непобежденным... С того дня Турагаскы больше не принимал участия в больших скачках, а стал верховой лошадью Сылгысыт Егора. Когда в первый раз, надев на него хомут, попытались запрячь в сани, он отчаянно воспротивился: ударами ног разломал оглобли, вдребезги распинал передок саней, взбрыкивая, как во время объездки, разбросал по снегу хомут, седелку, дугу. Ездить на мне верхом – пожалуйста, а захомутать себя не позволю!
-Ну-ну! Так и быть, ходи под седлом! Сатнинское отродье! – Сылгысыт Егор смачно сплюнул на землю. Хотя и ругался, но в голосе прозвучали нотки одобрения.
Так Турагаскы возвратился в родную усадьбу, где прошло его прекрасное отрочество. Повзрослев, он уже не будет пробовать выпить керосин, не будет красть корм у хаврошки.
С утра спозоранку Сылгысыт седлал Турагаску и объезжал дальние аласы, где паслись табуны колхозных лошадей. Жеребцу нравились эти выезды, ведь он по этим аласам бегал наперегонки, резвился с жеребятами из ставшего родным табуна Мутук Хараха.
Сылгысыт Егор постарел, погрузнел, уже не мог одним прыжком вскочить на коня, приходилось подводить коня к изгороди и сначала ступить на жердину изгороди, потом уже сесть на коня или искать пенек для этих же целей. Иногда на Турагаскы находило шаловливое настроение и, когда Сылгысыт Егор в собачьей дохе похожий на медвежонка, начинал забираться на пенёк, чтобы вгромоздиться на коня, хватал зубами за воротник дохи и сдергивал Егора с постамента. Сылгысыт выкарабкавшись из сугроба, вытряхивая забившийся за шиворот снег ругался:
-Нохоо! Турагаскы! Хорош тебе играться! Не дай бог, ушибусь...
Когда ленился, еле плёлся, как старая кляча. Пройдясь по двум-трем урочищам, норовил повернуть назад, домой. Зато в сумерки, когда приходило время возвращаться, у него как-будто вырастали крылья, шаг его убыстрялся, любое расстояние преодолевал очень быстро.
Никого, кроме Сылгысыта Егора не признавал, если кто-нибудь другой пробовал сесть на него, мгновенно оказывался на земле. Постепенно и желающих то оседлать Турагаскы не стало. Сылгысыт Егор разговаривал с Турагаскы как с человеком:
-На этом урочище наших табунов нет. Поехали в Сасыл Уйала-ах!
-Давай-ка поищем табун Эмчири-и.
Турагаскы без понуканий направлялся туда, куда указывал Егор. Так они понимали друг-друга с полуслова. Однажды зимой, в лютую стужу, по дороге домой остановились у избушки лесорубов. Они и раньше здесь останавливались, хозяин попив чаю у лесорубов быстро выходил. Но на этот раз Сылгысыт задержался надолго. Вечерело, холод усиливался. Привязанный к столбу Турагаскы от холода начало бить мелкой дрожью. Изредка кто-нибудь выскакивал на улицу опорожняться, тогда жеребец тихонько ржал, напоминая о себе. Наконец распахнулась дверь и на нетвердых ногах вышел Сылгысыт:
-Нохоо, Турагаскы! По-поехали домой! Дорогой ты мо-ой, не серди-ись! Кэтии нам покажет, почем фунт лиха!.. – пытаясь обнюхать обслюнявил всю морду коня.
Турагаскы, которому не понравилсяисходящий изо рта Сылгысыта омерзительный запах перегара,недовольно всхрапнув вскинул вверх голову.
-Ну-ну! Бывает, дружок!..
Долго карабкался на коня, пока не смог кое-как взобраться... Застоявшийся иноходец рванул вперед. Сылгысыт, молодецки привстав на стременах, размахивая рукой пьяным голосом запел:
Дьэ –буо!
Я Сылгысыт Егор
Хозяин чалых лошадей
Не промокнув копыт в ручьях
Танцующей иноходью
Скачущих по трое суток...
Убаюканный плавным бегом иноходца постепенно начал засыпать, покачиваясь в седле из стороны в сторону. Вот и огоньки деревни видны вдалеке. Когда начали подниматься на высокий берег реки, Егор свалился с коня.
Турагаскы вернулся назад и склонился над ним, надеясь что тот поднимется, но Сылгысыт Егор громко храпя спал. Конь переминаясь с ноги на ногу, долго стоял в ожидании. От долгого стояния его начал пробирать холод, он громко заржал. Егор как храпел так и храпел, даже не шелохнулся. Турагаскыне зная что предпринять, вначале бросился было бежать к дому, но вернулся назад, носом потыкал хозяина. Сылгысыт сквозь пьяный сон только отмахивался от назойливого коня. Поняв бесполезностьсвоих действий, Турагаскы поскакал домой...
Кэтириис, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, спала в полуха. Услышав скрип копыт, встала, поставила на плиту чайник. Никто так и не во вошёл. Немного погодя стало слышно, как конь, заржав, поскакал обратно. Догадавшись, что случилась какая-то беда, Кэтириис растормошила сладко спящего сына Санчика...
Сылгысытпроснулся от того, что кто то сильно дёрнул за воротник и поволок его куда то.
-Пусти! Говорю отпусти! Отпусти меня! Почему не даешь мне спать? Кто ты такой? Вот встану, намну тебе бока! Говорю же, пусти!!Айыкка[8]!
Очнувшись увидел что сидит дороге, очень замёрз, а над ним стоит, склонившись к нему Турагаскы. Хотел было встать, но закоченелые суставы не дерхали его и он упал лицом в снег.
-Несчастный я, замерзаю насмерть! Некому меня спасти! Вот беда! – кое как встав на четверенки попытался двинуться в сторону дома.
Турагаскыв растерянности не знал что делать, потыкался туда-сюда, потом взял да лёг перед хозяином.
-Оо, дитё мое!.. - Сылгысытеле дополз до него и с трудом залез на седло, лег ничком.
Турагаскыо сторожно, чтобы не уронить хозяина, встал и поскакал в сторону деревни.
Когда поднялись на берег реки, навстречу им шли Кэтириис с Санчиком.
-Егор! Егор! Что случилось? Что с тобой?
-Кэтии! Нормально всё! Не бойтесь! Напился допьяна, свалился с коня и чуть было не замёрз насмерть...
-Как можно так, не зная меры, напиваться в такую стужу? А, дружок?
-Дорогая! Кэтии! Не ругай меня, не надо! Ведь я чуть не замёрз! Не будь моего верного Турагаскы, не стоял бы тут с вами...
-Когда твой конь прискакал к дому и начал ржать, а потом побежал обратно, мы, подумав, что стряслась беда, очень испугались!
-Оо! Ты смотри! Даже смог предупредить о возможной беде!...
Спустя несколько лет, в декабрьские трескучие морозы Сылгысыт Егор сильно занемог и лёг в больницу. Поняв, что без Егора с Турагаской хлопот не оберёшься, его отвели в загон для лошадей. Конь очень тосковал по дому, особенно по самому близкому человеку – Сылгысыту. Понурив голову, очень долго стоял, не притрагиваясь к первосортному сену и овсу, которыми его уважительно потчевали коневоды.
Однажды ночью Турагаскы, каким то образом почуяв что его хозяин переместился в мир иной, испустил истошный вопль, полный тоски и горя. Пытаясь вырваться, начал кидаться на ограждение загона, всполошив дремлющих лошадей,которые в панике начали метаться по всему загону...
Коневоды, придя утром в загон, поймали беснующегося коня и крепко привязали к столбу. Так он, отказываясь от корма, простоял три дня.
…В день похорон, Турагаскы, порвав веревку, перепрыгнул через ограду и галопом поскакал в сторону дома.. Гроб с покойником вынесли на улицу. Турагаскы, переминаясь с ноги на ногу, стоял у коновязи, к которому много лет назад впервые привязал его Хозяин. Когда похоронная процессия двинулась к кладбищу, он потихоньку поплёлся за ними.
Похоронив Сылгысыта, собравшиеся поспешили домой. У свежего холма на фоне зимнего заката вырисовывался силуэт сиротливо стоящего коня.
-Турагаскы?!
-Турагаскы! Турагаскы!..
-Бедный, к хозяину пришел...
-Пусть стоит! Не трогайте!
- Лошади тоже, оказывается, бывают умными, как люди!.. А к некоторым на похороны даже дети не придут!..
Турагаскы, склонив голову, долго обнюхивал свеженасыпанный холмик, льющиеся из глаз слёзы сосульками замерзали на щеках коня. Утром подошел Санчик: “Турагаскы! Пойдем домой! Тебе надо поесть, попить!..” – гладя по голове, просил он. Турагаски как стоял, так и стоял.
Под конец пришла Кэтириис.
-Турагаскы! С умершими не умирают! Что поделаешь? Надо жить дальше, пойдем домой, милый!..
Турагаскы стоял как вкопанный.
На третий день возле могилы Сылгысыта опустело. Турагаскы бесследно исчез. С тех пор никто и нигде не видел Турагаскы Стремительного, даже останков костей не нашли.
-Ускакал на небеса служить хозяину! – истолковали старики.
[1]Сылгысыт – на якутском языке коневод
[2]Обрат – обезжиренное молоко, которое получается после перегонки его через сепаратор.
[3]Нохоо - груб, прост, обращение к парню, мальчику
[4]Алас - поляна, луг, небольшая равнина среди тайги
[5]Чагылган - молния
[6]Быччантай - пучеглазый
[7]Кыыдам – мелкая снежная пыль, пороша
[8]Айыкка – возглас боли