Впервые я попробовал радлер – немецкий слабоалкогольный напиток из пива и лимонада – в середине девяностых годов прошлого века, живя уже в Германии.
Его вкус навеял мне смешные и приятные воспоминания, вернувшие в далекую юность!
...История эта произошла в хлебном городе Ташкенте, в палящий июльский зной 1970 года. В то время моя тридцатидвухлетняя родительница работала в гастрономе, который (поясню специально для бывших земляков) находился справа за мостом Рисового базара по дороге на Куйлюк. Зимой мамуля сидела за кассой, а летом пахала, как раб на галерах, торгуя пивом, соками и прочими напитками в соседнем киоске, принадлежавшем гастроному.
Должностные обязанности завмага в то время исполнял некий Яков Моисеевич – маленький лысенький колобкообразный еврей лет пятидесяти.
О евреях я, рождённый на Урале, в семье депортированных советских немцев, узнал ещё ребёнком от своей бабушки, верующей католички. Пытаясь пробудить во мне интерес к религии, она часто перед сном читала мне Библию или рассказывала библейские истории. На основании этих сказаний уже к шести годам я понимал, кто такие евреи и какими они бывают. Мой детский ум разделил их, как и прочих представителей homo sapiens, на два основных типа. К первому относились люди очень хорошие, похожие на Иисуса Христа, а ко второму – плохие, такие, как Иуда… По правде сказать, на моём жизненном пути, к счастью, встречались евреи только первого типа!
К какой же половине этого народа принадлежал Яков Моисеевич, разобраться было сложно. На работу он приходил всегда с полным "иконостасом" послевоенных наград ветерана войны: зимой – на тёмном пиджаке, а летом – на белой накрахмаленной финке. На людях его левая рука – ювелирный классический самострел – от запястья до локтевого сгиба всегда находилась в ортезе. Рука была в полном рабочем порядке, но Яков Моисеевич всё равно носил на ней эту инвалидную скорлупу, по-видимому, для солидности.
О самостреле, который он совершил в самом начале Второй мировой, по большому секрету Моисеич рассказал моему отцу, немцу, будучи у нас в гостях в изрядном подпитии, а уже утром, проспавшись на диване, который красовался в гостиной, с волнением спрашивал, не наболтал ли вчера чего лишнего. Отец, покачав головой, дескать, ничего такого не было, успокоил его.
Мне, в то время тринадцатилетнему пацану, Яков Моисеевич казался человеком, в целом, мягким, приветливым и добродушным...
Так вот, о радлере...
Стоял жаркий июльский день. Возвращаясь домой от родной тётки, я по пути заехал к матери на работу. Вокруг пивного киоска, где она торговала, на безжалостном солнцепёке толпились около полусотни истекающих потом, нетерпеливых мужиков: было уже около пяти вечера, а киоск всё ещё не открыли по причине приёмки товара.
– Эй, Нелька, ты что, охренела, рыжая? Открывай! – орали изнывающие от жажды работяги.
– Подождите, алкашня, я только товар приму! Дайте хоть бочки подтащить! – отозвалась из наглухо запечатанного киоска мать, которую на самом деле звали Элля и которая действительно была рыжей от природы.
– Нелька, хорош там пиво бодяжить, открывай, а то трубы горят! – не успокаивалась толпа.
Подойдя к двери киоска и постучав в неё, я кликнул мать. Дверь открыл кузен Владимир – высокий красивый кучерявый парень, которому на тот момент было двадцать три года. Он частенько забегал к тётке попить на халяву пивка.
– Давай побыстрее! – заговорщически, шёпотом процедил он. – Идём, поможешь, а то мы не успеваем!
Когда я проник в прохладный склад, пристроенный к киоску, то увидел перед собой три открытые пивные бочки, на две трети наполненные пивом. Изо всех торчали огромные металлические воронки, в которые мать сливала из трёхлитровых банок забродивший яблочный сок, охлаждённый в стоявших на складе холодильниках. Наполнив бочки доверху, мы подтащили первые две к прилавку, где мать подключила их к разливочному оборудованию, и, открыв деревянную дверцу киоска, начала продавать эту смесь.
– Ну, наконец-то! – одобрительно зашумела толпа. – Золотая ты наша Неллюсинька! А пивко сегодня откуда? Горькое, с третьего пивзавода, или сладкое, с шестого?
– Да с шестого, с шестого! – успокаивала мужиков мать.
Тем временем мы с Володей вернулись на склад и повторили действо: из двух полных бочек при помощи рта и шланга слили в пустую по одной трети пива и добавили во все три яблочной браги.
– Вовка, ну-ка, давай, иди выручай, включай вторую колонку, а то, смотри, народу тьма-тьмущая, я одна до утра не справлюсь! – позвала мать племянника, уже не раз помогавшего ей торговать.
– Эй, мужичьё! – закричала она в толпу. – В две колонны становись! С кружками да банками – ко мне, а с бидонами да вёдрами вставайте к Вовке! Очередь, всё прибывающая и уже накалённая до драки, одобрительно восприняла команду и стала постепенно сокращаться.
Около шести часов вечера подъехал мой отец. Он регулярно помогал матери после работы сменить пустые ёмкости на полные и навести порядок на складе. К этому времени Володя распродавал уже второй бочонок. Спрятавшись от изнурительного зноя под складской навес, отец, невысокий сильный мужчина с тёмно-русой шевелюрой на голове, почти с порога прохрипел:
– Нелька, налей-ка стаканчик пивка, а то сердце сейчас остановится!
Мать, смерив его пронзительным взглядом, безмолвно протянула ему полную кружку шипучей и пенистой жидкости. Залпом опрокинув её в себя, отец крякнул и заметил:
– Ты смотри, точно! Там мужики твоё пиво нахваливают, говорят, что такого классного ещё никогда не пили!
Володька, выслушав его и, глядя на мать, громко расхохотался.
Схватив стоящий рядом стакан, он тоже наполнил его и осушил одним глотком.
Переведя на тётку удивлённые округлённые глаза, он в знак одобрения поднял вверх большой палец руки. Подозвав меня, протянул наполненный до половины стакан. Я осторожно, с опаской пригубил прохладный терпко-сладковатый напиток (он точь-в-точь напоминал по вкусу немецкий радлер, но... тогда я ещё об этом ничего не знал). Допив неспешно стакан до дна, я почувствовал, что опьянел. У моего отца-строителя, не раз бывавшего в алкогольных баталиях, после одной выпитой кружки маминого эликсира стал заплетаться язык. Он не мог понять, что с ним творится, и мы втроём безудержно ржали над всем происходящим вокруг.
Сарафанное радио сработало молниеносно, и на божественное питие сбежалась вся округа! Появились даже большие фанаты хмельного напитка с десятилитровыми эмалированными вёдрами.
К концу рабочего дня были распроданы почти все столитровые бочки самодельной микстуры. Сообразительный Володя всё же придержал литров десять для вечернего застолья и утреннего похмелья.
Наведя в киоске порядок, поменяв на завтра пустые бочки на полные, с настоящим пивом, мы отправились домой.
За дверью пивнушки на фоне последних отблесков вечерней зари нам представилась удручающая картина: вокруг киоска, освещённого гастронома, недалеко от общественного туалета, прямо на голом или покрытом газеткой асфальте, сидели, полулежали, лежали, а то и спали невменяемые, ещё сухие и уже подмоченные представители сильной половины советского трудового народа.
Приехав домой на такси, мы сели ужинать. Володя, естественно, прихватил с собой пару трёхлитровых банок изготовленного нами сногсшибательного бальзама.
Тут-то мать и выложила все обстоятельства произошедших событий. Оказалось, что неделю назад мамин шеф-орденоносец Яков Моисеевич привёз откуда-то по сомнительным накладным шестьдесят банок якобы яблочного сока. На пятый день крышки на банках вздулись, а две вообще взлетели в воздух. Это очень не понравилось моей оторве-мамочке, росшей в войну в детдоме. Прихватив с собой одну из взорвавшихся банок, она на всех парах влетела в кабинет патрона и на понятном во многих странах мира языке выразила своё крайнее недовольство! Яков Моисеевич вскочил со стула и стал успокаивать разъярённую немку:
– Неллечка, да успокойся ты! Чёрт дёрнул меня по дешёвке приобрести эту дрянь! Хотел одному нужному человеку помочь! Ты вылей содержимое в туалет, а убытки мы покроем из общего навара от продажи пива.
– Из общего!? – возмутилась мать. – Я эту хрень не покупала, и ничего компенсировать не собираюсь! – гневно выпалила она, выходя из кабинета и с шумом захлопнув за собой дверь.
Тем не менее, понимая, что делиться всё-таки придётся, мамуля решила "поженить" только что полученное с завода пиво с пропадающим соком, чего никогда раньше не делала. На случай возможного возникновения проблем с желудком у постоянных клиентов пивнушки, она решила опробовать на себе будущее зелье. Наполнив треть стакана помутневшим соком из банки, родительница сначала его понюхала, потом пригубила. Шипучий напиток, по запаху похожий на гнилые яблоки, имел кисловато-сладкий вкус. Достав из холодильника бутылку жигулёвского, она уже потянулась было за открывашкой, как в это время в приоткрытую дверь киоска протиснулся Яков Моисеевич. Он увидел потную бутылку пива и расплылся в самодовольной улыбке:
– О-о, холодненькое! Налей-ка немного!
Пока мать доливала ему в тот же стакан, из которого только что пила, пиво, Моисеич, переминаясь с ноги на ногу, извиняюще промямлил:
– Ладно, Нелька, не сердись! Так и быть, с тебя только четверть! Да и оставшиеся банки тоже можешь продать...
Мать протянула ему наполненную чарку. Пока завмаг с наслаждением цедил мамин коктейль, она хитро смотрела на него, мол, смакуй, смакуй, старый аферист, если после дегустации не обгадишься, то и алкаши выдюжат!
Яков Моисеевич допил и, возвращая стакан, подметил, глядя на бутылку:
- Надо же, и наши научились делать пиво! Ладно, я к себе...
Закрыв за завмагом дверь, мать, улыбаясь, подумала: "Если сработает, то и свои денежки останутся целыми, и долю Моисеича прикарманю!"
Минут через пятнадцать к ней пришёл Володя. Что касается остальных события этого дня, то мы с вами уже всё узнали...
Следующим утром я поехал с маменькой помогать ей в нелёгком самоотверженном труде, так как во время летних школьных каникул дома было особо нечего делать.
...Ко времени открытия питейных заведений – десяти часам утра – киоск облепило живописное сборище, нечленораздельно толкующее между собой.
Войдя в киоск и надев на себя, как всегда, белоснежный накрахмаленный халат, моя молодая золотоволосая мамочка приступила к работе. Минут через пять, как она отпустила первым покупателям настоящего свежего и неразбавленного пива, недалеко от киоска рявкнул сиплый пьяный мужской голос:
– Нелька!.. Нелька, вот сучка рыжая, опять пиво разбодяжила! Вроде только что пришла... а когда успела!?
Мать молча посмотрела на меня и грустно улыбнулась...
25.04.2021