Моя подруга как-то сказала мне, что для неё нет на свете звука лучше, чем – стук колёсиков дорожного чемодана, который она везёт за собой, когда направляется в аэропорт. Этот звук дарит ей ощущение эйфории, даже счастья. Если путешествий давно не случалось и не предвидится, она заходит в галантерейный магазин в ближайшем торговом центре, берёт самый красивый чемодан и катает его по гладкому полу, любуясь своим отражением в зеркале. Дома этого не сделаешь – дома колёсики не будут стучать по мрамору. А их стук – это главное. Может быть, он слаще самого путешествия? Впрочем, не знаю. Мне всё равно этого не понять. Во-первых, я летаю с рюкзаком. А во-вторых, за последний год я намотала столько тысяч километров, что слово "путешествие" при мне лучше не произносить.
На свой рейс я ещё вчера зарегистрировалась онлайн, сохранила и распечатала (на всякий случай) посадочный талон, а багажа у меня не было. Потому по прибытии в аэропорт города М. мне оставалось только дождаться посадки в самолёт. На это у меня было около трёх часов. Немало – если бы не одно обстоятельство, превращающее время в золотой скоротечный песок. Дело в том, что сегодня в этом аэропорту должен был оказаться Тим. Он так же, как и я, направлялся из одной страны в другую, и этот аэровокзал был для него транзитным. Надо сказать, это большая удача: наши небесные и земные пути наконец пересеклись – и вот-вот, впервые за полгода, мы увидимся. Нужно только найти интернет, открыть мессенджер и позвонить...
– Тим, ты где? Я уже тут... Что? Плохо слышно, говори громче!
– Я в зале ожидания, пью кофе. Поднимись по эскалатору, немного пройди вперёд и увидишь кафе, – Тим сказал название. – Я сижу недалеко от входа.
– Отлично! Я сейчас!
Я сейчас увижу Тима. Моего Тима – как всегда, немного взъерошенного, с небольшой щетиной на щеках и подбородке. Не успел как следует выбриться, заглянуть перед дорогой к парикмахеру – и, конечно, благодаря этим антипроцедурам стал самым красивым парнем на свете.
Эскалатор медленно несёт вверх большую "гусеницу" из путешественников. Мы все в медицинских масках, кто-то в перчатках, над чьими-то лицами – прозрачные защитные козырьки. С тех пор как по миру разгулялась эпидемия "Strans-25", наши лица, к каким бы расам мы ни принадлежали, стали похожими. Вот, рядом со мной, на ступеньке эскалатора, стоит китаец, похожий на меня, славянку. Он как будто старается быть ближе ко мне, хотя по правилам нужно держать дистанцию. Я отстраняюсь. Он снова сокращает расстояние между нами. Странный. Впрочем, с точки зрения идеологии "рассеивания семян" он поступает правильно: я носитель "Strans-25". И Тим тоже. И знаете что: если бы не болезнь, мы не столкнулись бы здесь. Мы просто жили бы в каком-нибудь славном доме и давно растили детей. В конце концов, нам обоим уже по тридцать. Но мы больны. Больны и свободны. Встречаемся в аэропортах, гостиницах, приезжаем друг к другу в гости не более, чем на две недели… Почему мы не можем путешествовать вместе, жить вместе хотя бы в этих необходимых путешествиях? Хороший вопрос, ответа на который у нас почему-то нет. Говорят, "strans" меняет сознание, что-то делает с логикой и памятью. Впрочем, не будем об этом. Мы любим друг друга – а значит, здоровее многих.
Ещё несколько мыслей о нас с Тимом – и эскалатор достиг вершины. Гусеница рассыпалась, и теперь её “элементы” тянут за собой чемоданчики, несут рюкзаки, торопят детей и шелестят пакетами… Сколько здесь людей! Аэропорты больших городов всегда казались мне муравейниками, но теперь, в самый разгар пандемии, каждый такой аэропорт – словно маленькая густонаселённая страна. Билеты на самолёт стали дешевле, чем ежемесячный платёж за квартиру, многие визы отменены, туристические агентства предлагают туры куда угодно по смешным ценам – только летите, ни в коем случае не сидите на месте, это опасно! Соцсети, странички наших друзей и знакомых пестрят фотографиями и видео из странствий. И мы, повинуясь всему этому (иначе нельзя), летим, летим, летим…
– Тим! Дорогой...
– Родная…
Не знаю, сколько прошло времени, пока я сидела на коленях у Тима, обнимала его, любовалась его лицом без маски. Живым, не экранным. Не видеосвязь – а глаза в глаза, нос в нос. Новые морщинки у его глаз и на лбу, седой волос в чёрной копне – добро пожаловать в моё сердце, милые. Кажется, Тим тоже отыскал во мне что-то новое – и любуется, принимает, сопоставляет. Как же быстро мы меняемся!
– Куда ты теперь, Тим?
– На Кипр, – нехотя ответил он.
Тим очень устал. Я видела это по его розоватым глазам, по тому, как он улыбался, по тому, как прижимался ко мне в объятиях. Он очень хотел отдохнуть, просто выспаться. По иронии судьбы, его работа, с тех пор как он заболел, была напрямую связана с отдыхом. Он должен быть колесить по миру, останавливаться в отелях, с которыми сотрудничала его компания, писать статьи о гостиничном сервисе и расписывать его во всех красотах, получая при этом все услуги совершенно бесплатно. Вообще-то, Тим всегда мечтал стать писателем, но считал, что для начала ему стоит "увидеть мир", испытать себя в странствиях, съесть пуд соли на каких-то невиданных дорогах. Теперь, когда странствия стали рутиной, а страны слились в одну "глобальную деревню", он мечтает о тишине и дисциплине четырёх предсказуемых стен.
– А ты куда?
– Италия...
– А что там?
– Там много всего по истории живописи. Я всё ещё пишу диссертацию.
– Может, пересечёмся в Греции?
– Если получится...
Тим заказал кофе мне и себе. Рядом с его ноутбуком, тихо заснувшим под наши разговоры, стояли три пустых стаканчика от американо.
– Ты пьёшь много кофе. Ещё больше, чем раньше?
– Ночные перелёты, переезды из города в город. Работа по ночам. Всё время телефон, ноутбук. Тексты, наша переписка… Жизнь! Что поделаешь…
– А как родители?
– Они здоровы. Сидят в своём городке, растят огород, кур завели… Стариков этот вирус не трогает.
– Ты не думал сделать вакцину?
– Ха! Она стоит сорок моих месячных зарплат. А зарабатываю я немало... А ты что думаешь?
Я пожала плечами.
– Я занимаюсь наукой. У меня и подавно нет таких денег. Мой институт постоянно настаивает на том, чтобы я продолжала образование. Курсы, семинары в разных странах. Иначе со мной просто перестанут продлевать контракт. В последнее время они настаивают ещё и на том, чтобы я читала видеолекции о Возрождении из Флоренции, о Просвещении – из Парижа и так далее. Такие лекции лучше покупаются… Что ж, если нужно будет рассказать студентам о Венере – придётся лететь туда.
– Ну, если там мы сможем перевести дух, я полечу с тобой. Хоть интернет помогу тебе настроить.
– Как ты думаешь, Тим, почему это всё происходит? Этот вирус… Почему он косит именно молодых?
– Не знаю, наверное, контроль рождаемости. Так говорят.
– Искусственный? Придуманный в кабинетах и лабораториях? Или он сам по себе возник?
– А как разница, Лин? Люди устали друг от друга, Земля устала от людей. Нас слишком много, но мы по-прежнему хотим иметь семьи, свои дома… Ты слышала, что в нашей стране туристический полёт на Марс стал стоить дешевле, чем небольшой дом для молодой семьи? Дом становится самой недоступной роскошью. Если с моими родителями что-то случится, я должен буду выплатить чудовищную сумму за то, чтобы вступить в права наследства и стать хозяином их маленького домика в деревне… Я не знаю, куда деваться, милая…
Тим снова прижал меня к себе, тяжело вздохнул.
…Вирус устроен так, что, если вы находитесь в одном и том же населённом пункте больше двух недель, он становится очень опасен для вас и тех, кто вас окружает. Начинает дьявольски болеть голова, боль растёт с каждым часом и в конце концов становится невыносимой. Ей сопутствуют галлюцинации. Никакие лекарства не помогают. Вирус умён, говорят, его структура оснащена датчиками геолокации и ещё целой кучей функций. Панацея только в одном: купить билет на поезд, самолёт, автобус, вызвать такси и уехать. Благо, билеты и гостиницы для носителей стоят теперь копейки – только покажи справку… Кто бы мог подумать, что эта дешевизна так быстро перестанет нас радовать! Раньше путешествия были дорогим удовольствием, а теперь дорогое удовольствие – это постоянство, оседлость, тихая семейная жизнь в кругу любимых людей. Многим моим знакомым, особенно тем, кому немного за двадцать, вся эта пандемия очень нравится. Они даже стремятся подхватить этот вирус. Специально едут в аэропорты, на вокзалы, где его особенно много. Потом не хотят выздоравливать. Они счастливы! А по мне так, скорей бы всё это кончилось. Скорей бы Тим заработал на вакцину и вытащил нас обоих из этого кошмара.
– Послушай, недавно я слышал одну историю. Одна пара… В общем, им всё это надоело, как и нам с тобой, – усмехнулся Тим. – На вакцину денег не было. И они решили спрятаться. Снять дом в глуши. Остаться там. Перетерпеть боль или умереть. Главное – вместе.
Мои глаза загорелись от любопытства. Тим продолжил:
– Две недели они жили как в раю. Выключили все телефоны и просто наслаждались жизнью. Гуляли, купались в реке, пили вино, мечтали о ребёнке… Но что такое две недели? Они прошли очень быстро. И началось – либо уезжать, либо… Кто-то сказал им, что, если всё это вытерпеть, можно излечиться… – Тим оглянулся и перешёл на шёпот. – Через несколько дней непрерывной, просто невыносимой боли вирус погибает.
– Правда?!
– Я не знаю! Но дело не только в этом. На шестнадцатый день, где бы ты ни был, тебя находит спецбригада и, так сказать, приводит в чувства. На следующий день ты как миленький с вещами, в скафандре тащишься в аэропорт.
– И что? Их нашли?
– В том-то и дело, что нет! Они спрятались. Перетерпели. Не знаю, как им это удалось.
– Тим! – радостно воскликнула я. – А ведь это шанс.
– Да, шанс. Ты бы выдержала?
– Ради нас – конечно!
Холодный кофе мы допивали молча. Ели булочки с марципаном и миндалём. Держали друг друга за руки. А потом объявили посадку – и Тиму нужно было идти.
Мы долго стояли у стойки проверяющего, не размыкая объятий. Тим говорил мне, что всё будет хорошо, он будет работать ещё больше, заработает на вакцину – и после всего этого мы обязательно станем семьёй.
– Настоящей семьёй, вот увидишь, – сказал он тихо.
"Восемьдесят месячных зарплат на двоих", – считала в это время моя голова.
– Молодые люди! Пора! – поторопил нас проверяющий.
Тим поцеловал меня, ещё раз сказал, что всё будет хорошо, пожал мне руку и ушёл за ограждение. Он смотрел на меня столько, сколько можно было смотреть, а в конце, чтобы увидеть ещё разок, даже встал на цыпочки. На его глазах, таких уставших, были слёзы.
Как же больно и горько было это видеть! От этой боли внутри будто что-то перевернулось; мне показалось, что такого расставания я больше не вынесу...
* * *
Когда он ушёл, я, сглатывая слёзы, отправилась бродить по магазинчикам, чтобы чем-то себя занять. До посадки оставался час. Целый час ожидания…
Когда слёзы прошли, когда весь ассортимент сувениров был бездумно изучен и когда Тим был уже высоко в небе, у меня на душе вдруг стало легко и свободно. Мой самолёт должен был унести меня в прекрасную страну, в которую я с детства влюбилась по книгам. Меня ждала любимая работа, студенты, которым я многое могла показать, заразить их красотой и вдохновением. А ещё чудесная кухня. Музеи. Море… Новые встречи. Мужчины и женщины, похожие и непохожие на нас.
Кругом стучали колёсики чемоданов, на разных языках звучали объявления диспетчера, кто-то опаздывал и торопился, а кто-то спал на сиденьях в зале ожидания. Внезапно, сама тому удивившись, я почувствовала себя совершенно счастливой, готовой взлететь и долго-долго не приземляться. Моё тело бил какой-то эйфорический озноб. Кажется, от счастья у меня даже поднялась температура.