Не помню, была ли уже построена Гора Имени Товарища Сталина, но помню место, где стоял автомобиль.
Ну, автомобиль, – это слишком громко сказано. На самом деле грузовик, полуторка, бывший когда-то машиной, представлял собой жалкое зрелище. В реальности сей «агрегат» являлся металлической рамой с кабиной и остатками деревянного кузова. В кабине, с незакрывающимися дверьми, так как замки из них были вырваны «с мясом», чудом сохранились сидения, покрытые толстым слоем отвратительной липкой грязи, ибо то, что когда-то было грубой кожей, под влиянием сырости медленно, но верно гнило.
Приборный щиток был разбит, из него торчали ржавые провода, а педали проваливались до пола, ведь двигателя под капотом не было, так же, как и, естественно, тормозов. Но колёса были. На ржавых дисках, со спущенными лысыми шинами, но были. И было, что очень важно для нас, рулевое колесо, баранка.
Стояло это чудо техники на горе Чернявского, на обочине, чуть выше помпезной въездной арки в парковый комплекс имени Сталина, «лицом», т.е. капотом, в направлении спуска, что так же важно для дальнейшего повествования, ибо вернемся мы и к горе, и к автомобилю. Ведь пресловутое театральное ружьё обязательно стреляет.
Хаджарат работал носильщиком на вокзале. Небольшого роста, субтильный и сутулый, тихий незаметный человек средних лет. Не воевал, ибо не прошёл медицинскую комиссию, хотя, как говорили соседи и друзья, на фронт рвался. Но сильнейшее косоглазие и укороченная в результате детской травмы нога шансов уйти на фронт не оставляли.
И Хаджарат, как часто бывает в подобных случаях, закомплексовал.
Свои горести и переживания носил внутри, с завистью поглядывая на ордена и медали воевавших сверстников, тайно им завидуя.
Но всё это – до первого стаканчика чачи. Спиртное действовало на Хаджарата, как волшебный какой-то эликсир, будто снимающий на время, как лягушачью кожу царевны, привычную, но ненавистную телесную оболочку носильщика багажа.
Метаморфоза, происходившая с Хаджаратом, производила неизгладимое впечатление даже на людей, наблюдавших её достаточно регулярно.
Хаджарат не любил шумных и долгих застолий, витиеватых тостов и занудных пьяных разговоров, но и пить в одиночку считал ниже своего достоинства.
Из-за стола поднимался обычно не извиняясь, после одной-двух рюмок, уже совершенно другим человеком. Ровная прямая спина, гордая посадка головы, мягкая, танцующая походка, решительный и задорный блеск в глазах…
Поразительно, но уходило куда-то косоглазие, да и повреждённую ногу будто вытягивал, исправлял на время, неведомый волшебник.
Теперь же Новому Хаджарату, сбросившему чуждую лягушачью кожу, и ставшему, очевидно, Хаджаратом Истинным, требовалось, образно выражаясь, продолжение банкета. Правда, совсем не в общепринятом смысле этого слова.
Хаджарату было необходимо совсем другое, не застольное, общение, ему была нужна публика, аудитория!
И если гора не шла к Маго…, простите, к Хаджарату, то сам Хаджарат запросто «ходил к горе», подыскивая себе ту самую аудиторию. Как правило, на плохо освещённой вечерней набережной, обычно пустынной в мёртвый, некурортный сезон.
Высмотрев подростков, гуляющих, как правило, стайками, наш герой, неожиданно возникал из темноты, постоянно оглядываясь, будто популярный литературный герой, агент ГБ майор Пронин, избавляющийся от «хвоста», и знаками увлекал парней в сторону от бульвара, прижав палец к губам. И уже в безлюдном месте заинтригованные по первому разу мальчишки узнавали…
Тут надо добавить, что Хаджарат, будучи от природы умным и сообразительным человеком, много читал, был внимательным и благодарным слушателем, а если учесть, что проживал он в районе между вокзалом и поворотом на Маяк, застроенном бараками, то есть в самой криминогенной точке города, то можно представить, какие только истории, от леденящих кровь до романтических и отчаянно смешных, не крутились у него в голове.
Поэтому в его вечерних «упражнениях» не было штампа, он всё время импровизировал, как хороший джазовый музыкант. И только одна тема была для него обязательна. Но об этом чуть позже.
Итак, заинтригованные парни, вначале приведённые к присяге молчания, узнавали, к примеру, что загадочный дядя не кто иной, как легендарный бандит, вор в «законе», грабитель эшелонов по кличке Сипа (он же Народный Комиссар, он же Маляка).
И что у него «наколка» (наводка) на дело о десятках миллионов. Мол, из Тбилиси в Москву отправляют вагон золота, вывезенного ещё в годы войны из Персии. В Сухуми, мол, поезд будет стоять только три минуты, чтобы залить в паровоз воду. Этого времени достаточно «для хорошего дела», но ему, Сипе (Наркому, Маляке) требуется для ограбления команда единомышленников, «ёрликов», смелых и рискованных.
– Пацаны, у меня всё подготовлено, лайба (авто) и хаза (прибежище), в натуре, оружия валом, дам вам «Шмайсера» и пару «Воробелов», век свободы не иметь, пишитесь, короче, пока я добрый, не то вы же теперь в курсе дела, если откажетесь, валить вас придётся. – Затем Хаджарат опускал правую руку в карман пальто и, выдержав небольшую паузу, начинал заразительно хохотать.
Дав окаменевшим от ужаса мальчишкам немного опомниться, сплотив их вокруг себя, снова продолжал доверительно-заговорщицким тоном, но другим тембром голоса и совсем в других выражениях;
– Это я вас ребятки, проверял. Знаете, есть у нас, у чекистов, метод такой – будущих разведчиков готовить сызмальства, устраивать проверки всякие. Я-то знаю, все вы парни надёжные, комсомольцы, но порядок есть порядок. Теперь то вы проверку прошли, и я могу смело записать вас в молодежный отряд содействия органам, сокращенно – МОСО, слыхали о таком? А насчет вагона с золотом и плана Сипы – всё истинная правда. Захват или уничтожение банды Сипы будет вашим первым заданием, понятно?
А насчет оружия не беспокойтесь, получите из спецарсенала автоматы ППШ и пистолеты ТТ. Ну а сейчас тихонечко, по одному расходимся, встречаемся завтра, в четыре утра, у павильона «Голубой Дунай», в устье Беслетки, пароль – «АФЫРТЫН» (что в переводе с абхазского означает – буря, ураган)!
И уже полностью обалдевшим, потерявшим дар речи подросткам, подняв правую руку, как бы отменяя предыдущий приказ об осторожном, тихом расходе, прокашлявшись, почти театрально поставленным голосом, с неожиданно появившимся сильным акцентом, объявлял, что и второе задание было проверочным, невсамделишным.
И что не Сипа он, не чекист тайный даже, а вообще… Вот тут уж никому ни слова, ибо тайна открывается великая:
– Хаджарат я, Хаджарат Кяхба, знаете такой? А если лицо не узнали, уара (в абхазском языке – обращение к мужчинам), значит харашо, так и должен бить. Радуйтесь, уара, ни кажды ден так на жизнь павезет, что сам Кяхба Хаджарат вам на дарога встретиц-ца!
Рассказывая о Хаджаратовых забавах сегодня, в двадцать первом веке, всё ждешь - вот сейчас уже наверняка нашего джигита поколотят за его шутки.
Но в те далёкие годы это было исключено полностью, ибо на самого гнусного и отвратительного человека, но старшего по возрасту, никогда не поднялась бы рука подростка. Да и наш герой был, видимо, от рождения, прекрасным психологом и латентным режиссёром, умея правильно, вовремя расставлять эмоциональные акценты в своих импровизированных спектаклях, в силу чего заканчивались они обычно дружеским смехом.
Хаджарат же Кяхба, настоящий, жил в начале прошлого века, в дореволюционные времена. Был он бандитом, абреком, но при этом человеком добрым и справедливым. Бедных не обижал, наоборот, раздаривал частенько награбленное у князей и купцов. Этакий Робин Гуд абхазского разлива.
Советская пропаганда впоследствии романтизировала его образ, превратив неграмотного крестьянского сына в высокоидейного революционера-большевика. О нем написаны книги, создан фильм «Белый башлык», его именем назвали небольшой теплоход.
И вот теперь наш Хаджарат, фамилия которого была совсем не Кяхба, с упоением рассказывал успокоившейся наконец публике, как создавал он революционные боевые группы «Киараз», как возглавлял, вместе с Нестором Лакоба, будущим руководителем республики, подпольную партийную ячейку, как брал с боем Сухум весной двадцать первого…
– Но, дядя Хаджарат, в книжке написано, что враги подло убили Вас еще до советизации – пытались вмешаться в канву повествования читающие акселераты.
– Уара, эта бил гасударственный тайна, меня направил абком на другой участка и кроме вы, уара, не один чалавек не знает, что я, уара, живой. Сейчас в Испания руководит собака, пёс империалызмы, фашист Франко. Меня, уара, тайно пашлют в Испания, на партизанский вайна, уничтожить гаду – доверительно произносил джигит, при этом как бы проводя пальцами по газырям воображаемой, белой очевидно, черкески.
И именно Хаджарат Кяхба и его революционные приключения являлись обязательной темой каждого выступления нашего героя. И заканчивал их он одинаково: просил слушателей приподнять его и водрузить на основание фонарного столба. Возвышаясь над остальными, Хаджарат начинал с чувством декламировать стихи:
– На гора Шамил стаял шашка пушка и кинжал
на адын рука держал
а внизу народ стаял
ах какая маладца уара красный армии байца. –
Потом Хаджарату аплодировали и снимали его со столба.
Представление было завершено, и наш герой, так же, как и в начале истории, прижав палец к губам и постоянно оглядываясь, нет ли «хвоста», потихоньку уходил в темноту, чтобы через миг полностью с ней слиться. А еще чуть позже, вдали можно было разглядеть сутулого согбенного человека, с трудом волочившего деформированную, больную свою ногу. Чача выходила из организма, часы били полночь, карета превращалась в обычную тыкву.
Так что же, в конце концов, с ружьем, которое должно выстрелить?
В тот день слегка накрапывал теплый летний дождь. Во дворе, на скамейке под персиковым деревом, защищавшим от дождя, сгрудились несколько подростков. Шло заседание Малого Совнаркома, Высшего Технического Совета, не знаю, чего ещё, но знаю, что обсуждались вопросы технические, в смысле – связанные с техникой, и крайне экстремальные. Вел заседание мой старший брат Хозе.
Обсуждение было бурным, против доводов выставлялись контрдоводы, одни расчетные цифры опровергались другими, но в конечном итоге консенсус, видимо, был достигнут, все облегчённо вздохнули и обменялись рукопожатиями.
Затем послали соседского парня за инструментами и, дождавшись, той же группой вышли из ворот на улицу и направились в сторону горы Сталина.
Прошли квартал вверх по улице, как вдруг из переулка… сам Хаджарат Кяхба Истинный навстречу, с ровной спиной, в белой, наверное, но невидимой черкеске, с серебряным наборным поясом, при кинжале, конечно, и даже с «атапанджа» (револьвер, как правило системы «Смит энд Вессон», огромного размера. Был разрешен Царским Указом для ношения с национальным костюмом). В соответствии с любимыми Хаджаратовыми стихами, ему, как Шамилю, не хватало лишь шашки и пушки, виртуальных, как и весь остальной реквизит.
Как занесло его в рабочее время, где-то уже принявшим «эликсир», в противоположную от вокзала часть города, так и осталось загадкой для потомков.
При виде подростков глаза у Хаджарата Истинного, как всегда, засветились изнутри предвкушением грядущего спектакля. Но в этот дождливый, теплый день, козырная карта из колоды Судьбы выпала не в натруженные руки революционера-носильщика, а объявилась в более подходящих, видимо, гибких аристократических, пока еще без табачного следа, руках моего брата Хозе.
План действий у Хозе, я думаю, возник молниеносно.
Теперь он, прижимая палец к губам, завлек Хаджарата в круг парней и, постоянно оглядываясь, дабы вовремя «засечь» возможных филеров, рассказал тому о задании высочайшей государственной важности, полученном непосредственно куратором от органов госбезопасности в кабинете Первого Секретаря обкома комсомола, вернее, о факте получения такого задания. Суть же и детали должны были быть озвученными непосредственно на месте, у объекта, куда и необходимо было срочно проследовать.
– Уара, пачему меня никто не сообщил? – усомнился джигит.
– А почему, уара, мы шли Вам навстречу, дядя Хаджарат? Ведь мы и должны были найти Вас и передать, что руководить операцией будете Вы! Мы же просто исполнители в Вашем подчинении. –
Выпалив как из пулемета, текст, смутив Хаджарата и сбив того с мысли, змей-искуситель повел абрека в гору.
Полуторка стояла на своём месте, терпеливо и обреченно ожидая перемен в скучном своем, ничтожном бытии.
Тут же и была оглашена суть секретного задания. Согласно ей, автомобиль не был бесхозным хламом. В металлической раме его, как выяснилось, был смонтирован – конечно, вражескими агентами – суперсовременный прибор для наведения самолётов. А так как империалисты всех мастей не могли смириться с достижениями Страны Советов, то и задумали они гору имени товарища Сталина взорвать, дабы не дать советским людям насладится её красотами. Был срочно подготовлен специальный самолет, набитый бомбами, с пилотом-камикадзе, который ждал приказа о вылете со дня на день.
Но и органы наши доблестные были, как всегда, начеку. Они выследили осиное гнездо шпионов и диверсантов в районе Маяка и приняли мудрейшее решение.
Полуторку следовало перегнать на Маяк и скрытно разместить рядом с шпионской базой, расположенной вдали от города, в отдельном доме. Следовательно, атака заминированного самолета придется не на гору Сталина, а в аккурат на осиное гнездо, и с агентурной сетью будет покончено, раз и навсегда.
– Так что командуйте, дядя Хаджарат! –
Применив некоторые усилия, использовав принесенный инструмент, подростки, в конечном итоге, сдвинули полуторку с законного места и аккуратно вытолкнули на асфальт. Хозе сел за руль, кабина приняла еще двух мальчишек, Хаджарат же важно уселся рядом с ними, на липкое, вонючее сидение, куда услужливо уложили несколько газет.
По команде Хозе оставшиеся парни столкнули полуторку с ровного пятачка на спуск, сами же быстро заняли места на автомобиле, кто на подножках, кто на сохранившихся досках кузова.
С жутким скрежетом прокручивались кривые, ржавые диски колес. На влажном асфальте автомобиль болтало с одного края дороги на другой, но он упорно набирал скорость на крутом спуске.
Хаджарат вел себя достойно, как и было положено революционеру, былинному герою-афырхаца. Важно восседая в кабине, с улыбкой на лице и с привычным огоньком в глазах, он воистину ощущал себя пупом земли, руководителем и вождем масс. Возможно, в этот момент он вспоминал любимые стихи и, возможно, задавался вопросом, почему это на горе, обвешанный шашками и пушками, стоял именно Шамиль, а не он, Хаджарат Кяхба.
«Полночь пробило», когда грузовик вылетел на перекресток у виллы Алоизи с крутого спуска Горийской улицы, на приличной уже скорости, и, подпрыгнув, продолжил путь по не менее крутому спуску, по улице Берия.
Представьте на минуту, как по одной из центральных улиц сонного, спокойного курортного города, несется с горы под уклон, с ужасающим скрежетом, адская какая-то колесница, напоминающая автомобиль (шайтан-арба, как говорят турки), увешанная гогочущими и визжащими мальчишками!
И какое счастье, что в те дальние годы автомобилей в городе было совсем немного. Но люди, люди то были! И людям свойственно ходить по улицам, в том числе по проезжей части. Но Провидением был предусмотрен в тот день «хеппи энд» для всех жителей города. Ну или почти для всех.
Хаджарат же, внезапно оставшийся без магической поддержки «эликсира», без белой черкески, мог напомнить спящего человека, видевшего прекрасные сны и пробудившегося внезапно в кабине самолета, которым никто не управлял.
Упершись руками в то, что было когда-то щитком приборов, посерев от ужаса, Хаджарат возопил неожиданным фальцетом;
– ТОРМУЗ ДАВАЙ, ТОРМУЗ!!!
– Мамо (нет), дядя Хаджарат, не могу, тормоз и мотор враги вывели из строя – спокойным голосом отвечал «водитель.
– ТОРМУЗ – продолжал орать бывший джигит –УСРУСЬ Я, УСРУСЬ…Усрался уже! –
Автомобиль терял тем временем скорость, ибо съехал с горы на ровный асфальт. Проскрежетав еще немного, он остановился напротив городского отдела милиции, у входа в Ботанический Сад.
– Делаем ноги – скомандовал Хозе. Мальчишки моментально исчезли, будто растворились непонятно как, и только в искуроченной кабине грузовика еще некоторое время можно было рассмотреть силуэт мужчины, потом, незаметно растворился в моросящем дожде и он.
Вокруг чуда техники, мешающего проезду, собралась толпа зевак, из горотдела подошли несколько милиционеров, но расспросы ни к чему не привели, прохожие только охали-ахали, и в недоумении разводили руками.
Полуторку, вернее, её останки, быстро куда-то утащили. Скоро все забыли о странном автомобиле без мотора, появившемся в центре города непонятно когда, откуда и каким образом.
«А как же Хаджарат?» – спросите вы.
А Хаджарат после этого случая исчез. Нет, не носильщик Хаджарат, а Хаджарат Кяхба, секретный революционный абрек (он же Сипа, он же Народный Комиссар и он же майор Пронин). То ли сгубили народного героя агенты мирового империализма, то ли и впрямь забросили, бедолагу, в стонущую под гнетом диктатора Франко братскую Испанию. Кто теперь знает?
А про носильщика ходили слухи, что молился он тайно, в святилище Дыдрыпш, принес в жертву белого козленка и дал обет – чачу проклятую никогда больше в жизни в рот не брать! И не брал.
Если это конец истории, то кто же такой сеньор Месроп, чье имя упоминается в заголовке?
Коротенькое происшествие с участием сапожника Месропа теряется в тени Хаджаратовых страстей, но есть некоторые аналогии, да и географические координаты близки.
Даже я застал канализационные колодцы дореволюционных городских инженерных сетей. Закрыты колодцы были мощными и очень тяжелыми чугунными люками с надписями на них, как говорится, через «ять».
Не знаю, кто именно подбросил идею с люком Малому Совнаркому Сорвиголов, но факт, что предложение прошло.
Перекресток у виллы Алоизи, где Горийская улица переходила в улицу товарища Берия, являлся достаточно высокой точкой города. Вниз от перекрестка, в сторону моря круто спускалась ровным лучом, улица, носившая, в свое время, название – Кутаисская.
Так вот, именно на верхней точке, на перекрестке, личная гвардия моего брата Хозе демонтировала, сняла с колодца массивный люк того самого дореволюционного производства.
Люк установили по центру Кутаисской улицы, как монету на ребро, тщательно выверили и…запустили под уклон.
Напоминаю, что люк смотрового канализационного колодца был выполнен из чугуна, в диаметре около одного метра, толщиной сантиметров семь, весом… Продолжать?
Поскольку геометрия люка была идеальной, на крутом спуске он моментально набрал ужасающую скорость и понесся вниз, к морю, точно по центру улицы. В отличии от пресловутой полуторки, на пути люка были три пересечения с наиболее оживленными дорогами, проходящими через весь город, параллельно морскому берегу.
Мальчишки оцепенели, до них дошло, чем сейчас может закончиться их экстремальная забава. Тут уже было не до радостных возгласов.
Но Провидение и на этот раз оказалось на стороне Хозе и его команды.
Благополучно пролетев все три перекрестка, ближе к концу улицы потерявший скорость диск, вильнув несколько раз, изменил направление и, слава Небесам, уже на излёте врезался в жилой частный дом. Пробив стену первого этажа, в ней же и застрял. Половина диска осталась снаружи, вторая же внедрилась в комнату, которую занимал сапожник… да, да, именно сеньор Месроп, репатриант, бывший житель благословенного острова Мальта.
То, что происходило внутри, стало известно потом, спустя время, со слов все того же сапожника Месропа. А учитывая, что сеньор Месроп не так давно прибыл в Абхазию, говорил он по-русски, ну скажем, не очень хорошо, с ужасающим армяно-англо-итальянским акцентом.
– Лиса ахпер-джан (послушай, друг) Мэсроп тот дэн сапаги женский щил верх черни лакови низум каблук из пиробка модни такой уже рантик щил этот время из улица стирашный шум пришло бах бах барабах Мэсроп толсти нитка ротум дэржал праглатил ему щастие ахпер-джан што тот нитка иголка не имел патом увидэл Мэсроп балшой жилезны калесо катори эму квартира через стенкум пришел думал Мэсроп эта бомба такой зачем тагда на Абхасия из Валетта пришел если Абхасия вайна началось но не началось патом эта железа ванять стал а ище патом понял Мэсроп нэт не железа ваняит а Мэсропин белий брюк…
(Ох уж мне эти средиземноморские модники. Даже сапоги тачают непременно – в «белий брюк»).
Вот так в разное время, в разных частях города две незнакомые друг с другом женщины, хозяйки, жены каких-то сеньоров, вывешивали сушиться стиранное белье, среди которого наверняка имели место быть мужские штаны, и как минимум одни из них были белыми.