***
Воронов день разлетелся по гнёздам – откаркал!
Тихо украл от бессмертия ноты и доступа код.
Блудное пламя смешного свечного огарка
застит родное и мнимое в нём создаёт.
В чёрном пальто – ветер полы полощет хлопками, -
я, словно «свой», но не свой, подбираюсь к пропаже моей:
сети до неба, приманки, арканы, капканы…
И – ничего. Только вздохи потерянных дней.
***
Дежавю, дежавю… Будто всё
уже видел и прожил на свете:
там засеял, взрастил, тут отсёк
от побега крадущие плети.
С неба тонкая струйка песка…
Ты опять не к столу и не с теми?
Ни к чему в переулках искать
подметённые дворником тени.
***
Из книжных былых катастроф
под памятью окаянства
ещё допотопный потоп
сегодня обрёл постоянство.
Смывает с грехами людей,
С их будущим и настоящим…
Не ходят они по воде –
всё яблоки ищут послаще.
***
Я разыскал магический кристалл.
Но что мне в нём – в разбитом отраженьи
увиделось, что я в пути устал,
что искры в гранях – блеск самосожженья.
Нет, это не кокетство пышных фраз,
а романтизм растраченности спешной
и самооправдание для нас,
для тех, кто жил и быстро, и небрежно.
Для тех, кто мнил, что, не хмелея, знал,
казалось, всё, а вышло – меньше меры;
кто верил в Бога, чтобы Он спасал,
и не любил Его. Или совсем не верил.
А годы? Арифметика проста:
и отделяю бытие от духа,
и от Креста – распятого Христа,
крупицы правды – от прилипших слухов.
И знание о том, что важен путь,
а истина – скучна иль безобразна,
навязчиво и не даёт уснуть:
оно и приторно, и, словно яд, опасно.
Вот гнётся свет, вплетённый струйкой в дым,
стихи без точки на листе остыли.
И ты – один. На грифе спят лады.
Но в струнах эхо пыли… пыли… пыли.
***
Я знаю: там были причины -
и в воздухе прячется вдох,
и память огнит от перчины,
а воздух, тот самый, оглох.
И в бледности проклятой ночи,
глотая, как иглы, ветра,
ты плакала, плакала молча
до дрожи земного ядра.
Бездонное горе безлико,
но с памятью и во плоти.
Я бездною стану великой,
чтоб горе твоё поглотить.
Я храмовым стану напевом,
пуховым платком для души.
И самым безоблачным небом
хоть в самой глухущей глуши.
В ладонях оттают рассветы.
Тебе не по росту мой плащ.
Мы к счастью друг другу приметы.
Любимая, только не плачь!
***
Как хлопают крылья
взлетающей стаи,
срывается сердце
с насиженных вен.
И бьётся. И бьёт!
…ты уходишь мазками
бледнеющих красок
по жухлой траве.
А дождик царапает
нежность тумана,
валежник прощаньем
хрустит под ногой.
Холодная осень.
Пустая поляна.
Стреноженный сердцем,
безумный огонь.
***
Я – к тебе! И поезд, поезд, поезд.
Тамбур. Сигарета. Стук колёс.
А потом – снега, снега по пояс.
Тяжелит ресницы наледь слёз.
Там вчера – сомнения. И душно.
Тускло. Синий свитер. И шаги.
Да неужто, Боже, да неужто?!
Помоги её увидеть! Помоги…
Здесь сегодня – станция. И влево.
Мимо рощи, что по берегам.
Шарф слетевший. Пористое небо.
И снега по пояс! И снега.
- Сколько лет прошло…
- А ну их к чёрту!
- Там, в ушедшем…
- Здесь сегодня я.
Под ногами снег скрипит о чём-то
незнакомом, помнящем меня.
Голая и плоская равнина
белая и мёртвая лежит.
Женщина из детства… Длинный-длинный
ветер этой ночью завьюжит.
***
И пусто, и стынь на развалинах лета:
ты кто, если камень в тебя не летит?!
И что мне: заточенным краем монеты
засечками маять остаток пути?
А лучше ввязаться в неравную драку,
чтобы - до боли, чтобы потом,
словно отвергнутый миром оракул,
читать ей стихи окровавленным ртом!
И в рваных губах, как само откровенье
о вечной любви и о тайне миров,
умрут не зачатые с ней поколенья
от главных, не сказанных вовремя, слов
простых, нерифмованных, как изначальность…
Особенно длинные в листьях ветра
сегодня моё пробужденье качали.
И кофе особенно горький с утра.
***
Моё счастье – как солнце зимнее.
На душе – луг из детства клеверный.
Дни мои бушевали ливнями
вперемешку с сияньем северным.
Если радость – то это любовь сама,
а моя – поцветнее радуги!
Слава Богу: да – к Богу подана
и, хотелось бы, чтобы надолго.
Сила в мышцах гудит сверхновыми,
жить желание – по вселенную,
где галактик венцы терновые
грели в Тайном Слова нетленные!
Дружба крепкая – море целое:
то штормит, то погодой радует.
Крепкой будет лишь дружба смелая
- разве море разрежешь надвое?!
Если в путь – то спешу я к пристани
без ладьи до поры пустынную;
захвачу я с собою Приштину
- поле Косово забылинное,
Волгу, сказку Урала горного,
тёплый взгляд и дыханье мамины
и настырность цветка упорного,
нежно встреченного проталиной.
Так случается, что когда-нибудь
сдавят выбором обстоятельства:
только сердцем, а не гаданием!
Пусть до крови, но без предательства…
Даже если чужое мнение
или, правды не зная, близкие
обожмут – не вздохнуть! – отчуждением,
надо выстоять. С верой выстоять!
Мир – как певчая птаха вольная:
дела нет до твоих намерений.
Потому – прочь пути окольные
и вопрос, сколько нам отмерено!