Благодарное слово о Любови Ковшовой
Сороковины Валентина Распутина в 2015 году мистическим образом совпали с ещё одной тяжёлой утратой, что понесла русская литература – в нижегородском городе Саров умерла выдающийся русский прозаик и поэт милостью Божией Любовь Петровна Ковшова. Это известие меня буквально оглушило! Конечно, Любовь Петровна болела последнее время, очень печалилась, что зрение упало настолько, что она уже не может, как раньше, читать помногу… Но она всегда была настолько сильна и высока духом, что казалась вечной! Слова в таких случаях бессильны, но я всё-таки скажу…
Ковшова была НАСТОЯЩАЯ. Во всём! В творчестве. В любви. В дружбе. В ненависти. Она была одним из самых русских в моём понимании людей. Её проза заслуживает отдельного разговора. В её прозе всегда жила поэзия, и помнится, Евгений Семичев, замечательный поэт и очень взыскательный читатель, из которого похвалы коллегам, что говорится, молотком не вышибешь, прочитав книгу прозы Ковшовой, с нескрываемым удивлением резюмировал: «Вот это да! Давно я такого не читал!»..
В своё время Ковшова была первой, кто сказал мне: «Диана, надо вам написать воспоминания о Юрии Кузнецове. НАДО! Я заранее беру в журнал, тут такой случай, что отмолчаться – не скромность с вашей стороны будет, а другое… Считайте это моей категорической просьбой!». Я любила Любовь Петровну, а она любила меня. Печатала мои стихи ещё тогда, когда особо я не была избалована публикациями. Поддерживала добрым, но строгим, словом. После смерти Юрия Кузнецова она стала для меня одним из немногих писателей России, о которых думаешь «в минуту жизни трудную».
Как-то, когда меня в очередной раз занёс неукротимый поэтический темперамент не туда, куда надо, Любовь Петровна позвонила мне и строго, но при этом очень по-доброму, отчитала: «Диана, вы русская поэтесса и должны понимать: есть вещи, которые вы ни при каких обстоятельствах не имеете права говорить, даже если это правда… даже если правда!..». И как ни странно, я, при всей своей строптивости и нелюбви к поучениям, не обиделась. К тому времени мамы моей не было в живых, и я вдруг в голосе Любови Петровны уловила те самые ноты, которые слышала в голосе мамы, когда та меня отчитывала за какие-то неподобающие поступки. Я сделала выводы, и с тех пор у Любови Петровны не было повода меня воспитывать, и мы с ней могли часами по межгороду говорить о том, о чём только и должны говорить писатели – о литературе. Когда меня несколько лет спустя опять занесло на очередном повороте (по незнанию я сфотографировалась на фоне фашистского танка, пусть и подбитого), признаюсь, перво-наперво я вспомнила про Ковшову. Почему то про неё! И горько мне подумалось, что не будет уже Любовь Петровна меня отчитывать, никогда уже не будет!
Что ещё сказать? А только повторить то, что сказали после смерти писатели Сарова – мы осиротели! Да разве только они в Сарове осиротели? Осиротели все те, кто любил и уважал Любовь Петровну. Осиротел прекрасный русский литературный журнал «Нижегородская провинция», который она подвижнически, безо всякой финансовой поддержки со стороны Саровских властей (что им никак не в плюс!) издавала на протяжении двух десятков лет. Причём, порой такие «частные» издания вынуждены, чтобы выжить, дрейфовать в сторону коммерции, печатая за деньги откровенных графоманов. Но Ковшова была стальная женщина, несмотря на своё, с детства больное, сердце – сколь любящее литературу, столь же и презирающее бездарностей, мешающих литературе быть таковой. Она мне как-то со смехом рассказывала: «Диана, приходит ко мне один богатый графоман и говорит – я вам перечислю на журнал хорошие деньги, напечатайте хоть небольшую подборку моих стихов. Что я сделала? Проводила его с деньгами восвояси… Не будет такого, пока я жива!». Журнал был воистину её детищем, а на детях денег не зарабатывают!
Что ещё? Любовь Петровна воспитала двух прекрасных сыновей, она была любимой женой, счастливой заботливой бабушкой. Может, кощунственно прозвучит, но она была счастливая женщина, потому что всю жизнь прожила по любви – к поэзии, к литературе, к России, к близким людям, к друзьям… Она не пускала в свою жизнь даже в наше жуткое прагматическое время никакого пошлого расчёта!..
Что делают в память о писателе? Читают его произведения, которые теперь уже имеют подсветку творческого завещания нам, живущим…