Татьяна БУРДАКОВА, критик, литературовед, г. Москва.
Драматическая поэма Виктора Петрова «Аввакум. Распря», изданная общественным благотворительным фондом «Возрождение Тобольска» в 2021-м году, посвящена 400-летию протопопа Аввакума Петрова, ярчайшей личности XVII века.
Произведение это – из тех, которых давно ждёт взыскательный читатель. При всём уважении к литературному процессу, мы давно привыкли к упавшему уровню художественных текстов. Сочинителей много, но мало произведений, которые заставляют читать их пристально.
Надо сказать, что образ Аввакума, сама его эпоха и тема раскола таковы, что за них мало кто возьмётся и завершит начатое. Здесь нужен эпический размах, если не в изображении событий, то в понимании происходившего, чтобы воссоздать не только исторический контекст, но и дух времени, обозначить суть проблемы. Чтобы такое произведение состоялось, должны быть соблюдены два условия: наличие неординарного таланта и не просто глубокая заинтересованность автора в теме, а глубинная с ней связь, личное отношение и даже в известном смысле духовное слияние с центральным образом – как раз в этом признаётся сам Виктор Петров в «Лирическом вступлении» к поэме:
«Приду к тебе:
– Всё пишешь «Аввакума»?
Присяду рядом,
Твой собрат духовный…»
У Виктора Петрова получилось энергичное, цельное и страстное произведение, дающее мощный одухотворяющий заряд, пробуждающее чувство и мысль. В поэме подспудно поднимаются вопросы, которые до сих пор безмолвно стоят перед нашей историей, вопросы «опасные», неудобные. Обычно в этом и есть задача писателя: поставить вопросы, обозначить, подсветить и, по возможности, дать свой ответ. Если это происходит на должной художественной высоте, можно говорить, что произведение состоялось.
Какие именно вопросы поднимаются в поэме: что на самом деле двигало Аввакумом? Что лежит в основании, в сердцевине раскола?
Раскольник Аввакум в произведении – бунтарь, тип пламенного борца за идеал, которому верен. Но он и писатель, творец, что особенно важно и дорого автору.
«Еретик, отступник» совершает подвиг своего несмирения перед церковной и светской властью не ради лишь отстаивания прежней формы богослужения, но ради спасения сути – как сам он видит и понимает её. Суть эта неразрывна для него с двумя истоками: «духовный свет» и «родная речь».
«Дворцовый свет тебе, владыце, /А мне духовный свет в темнице», – говорит он Никону, противопоставляя два образа жизни, за которыми стоят два типа мировоззрения, вряд ли примиримых. За образом Аввакума будто всё время пребывает тень Нила Сорского: своей жизнью протопоп проповедует нестяжание, приемлет лишь самостоятельную, свободную мысль («Все мы вечно страшимся раскованных слов…», «…но речь точна в раскованном народе»), а его взгляд на Москву: «Не Третий Рим, но первая Москва!» также отсылает к оппоненту Иосифа Волоцкого.
В своё время нестяжательство было объявлено ересью, а ведь сама идея, в её широком смысле, то и дело претерпевая неудачу (на уровне социума, не личности), до сих пор жива, она в сердцевине русского человека. Для Аввакума в поэме нестяжательство неотъемлемо от «света духовного». Если же взять отдельно тему ересей и связанную с ней тему вольнодумства, география того и другого явления в нашей стране всегда была широка, а число представителей – внушительно. Вспомним знаменитого путешественника, писателя-этнографа Сергея Максимова, который во второй половине XIX века объехал и обошёл почти всю Россию, оставив после себя двадцать томов ценнейших свидетельств народной жизни. Читая его труды, удивляешься, насколько разноликий мир сект и ересей, толков и согласий, всевозможных суеверий, сплавов древних воззрений с новыми представляла собой Россия ещё в то время…
Для свободной, истинно живой мысли необходим живой, родной язык. «В иноземельные нас выбросило дали», – сокрушается Аввакум. Как теперь творить молитву, хранить обычаи предков, общаться, если даже новые принципы стихосложения пытаются сковать родной язык, который сам по себе – поэзия! Примечателен диалог Аввакума и Савватия:
Аввакум: …И не рифмуй ты всё, что есть, подряд.
В полки не строй свободные созвучья,
Не на плацу!..
…………………………………………………….
Савватий: Европы учат, как стихи творить.
А как ещё их сочинить?
Аввакум: Свободно!
Как сердце бьётся и как требует душа.
Тема родного языка, его тайны – возможно, главная в жизни писателя Виктора Петрова. В своей книге «Колодец поэзии. Опыт погружения» он пишет:«В поэзии древней Руси ни силлабики, ни тоники в чистом виде мы не находим. Перед нами явление с высокой степенью неповторимости, наверное, соответствующее так называемой «загадке русской души». Метрические границы песен и говора, ритмически удерживающих поэзию, причудливы, неопределённы, как и державные рубежи. Перед нами предстают сложные, ассиметричные ритмы, с перебоями, словно биение взволнованного сердца: так-так-так, некий тактовик, отвечающий духу языка, но, к сожалению, не современному слуху»[1].
Это «биение взволнованного сердца», как чувство исконного языка, роднит Виктора Петрова с героем его поэмы. Протопоп Аввакум – не только раскольник, претерпевший муки за свои убеждения, он истинный художник слова, родоначальник художественной прозы в русской словесности. Виктор Петров видит в его произведениях прежде всего поэзию, он вкладывает в уста своего героя строки из «Жития» Аввакума, записывая их в столбик, как стихотворение:
«Се еси добра,
прекрасная моя,
Се еси добра,
любимая моя…»
Аввакум понимал, каким даром наделён, как понимал это его духовный наставник старец Епифаний, что пронзительно отражено в поэме. И Аввакум воспользовался этим даром, чтобы донести до потомков то, что видел, что испытал, как чувствовал и понимал происходящее, как откликался на него своим пламенным сердцем. Слово – орудие Аввакума: «Так что голос только и есть». Тот язык, на котором писал Аввакум, язык «раскованный» и простой, контрастировавший с текстами, входившими тогда в моду – своего рода манифест. Писатель Аввакум, как и писатель Виктор Петров, остроумен. Не без лёгкой иронии обращается он к своему читателю: «…и вы, господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторѣчию нашему, понеже люблю свой русской природной язык, виршами философскими не обыкрѣчи красить, понеже не словес красныхъ богъ слушает, но дѣл наших хощет…»[2]
Только словом мог бороться Аввакум в жизни и в поэме Петрова. И он выбирает родное, «природное» слово, свободные дыхание и ритм, которые в предельном своём раскрепощении звучат в поэме в унисон с движением языков пламени:
Говоренье – горенье.
Свои плечи расправь,
Свою радость-мученье
В слова переплавь,
Погляди в это зрелое зеркало фраз,
Это ты, это то, что ты сделал сейчас:
На ладони цветы
Раскрывают костры,
И пылинки рождаются вновь,
И миры.
Это ты. Это сам –
Вышел из маяты –
И шутихами ярко взметнулись листы!
Несмотря на соло Аввакума, поэма Петрова – многоголосие. Казаки, скоморохи, юродивые, придворные, сподвижники протопопа и его жена Анастасия, – каждый имеет свой голос, несёт свет своего разумения или тень своего заблуждения. В произведении много серьёзного подтекста, спрятанного в том числе за шутками скоморохов.
Словами юродивого Феодора автор поэмы говорит, что не может быть святою распря. Это понимает и сам Аввакум, но он не в силах отменить противостояние. Это противостояние меняет обличье, но идёт и идёт сквозь века. Не только «иосифляне» и «заволжцы», раскольники и никониане... Отчасти сюда можно отнести и спор западников и славянофилов, но там отнюдь не всё так однозначно, и, скажем, своё разделение-противостояние наблюдалось и внутри стана славянофилов. Так, Константин Аксаков однажды Алексею Хомякову, обвинившему Аксакова в том, что его православие «подчинено народности», ответил стихотворением, где главным грехом назвал «гордость просвещенья» и «равнодушие, презренье/ Родной земли и дел родных»[3]. Не о том ли самом говорит и Аввакум в этом произведении?
Отдельного слова достойно оформление книги, её обложка, где фоном – обугленное дерево сруба, а также иллюстрации – лаконичная эмоциональная графика А. Г. Шибанова. Редкая книга выходит в наши дни на таком высоком художественном уровне. И здесь во многом заслуга руководителя фонда Елфимова Аркадия Григорьевича, а также редактора книги поэта Виктора Фёдоровича Кирюшина.
Несмотря на то, что сегодня существует отдельный термин «православная художественная литература», на взгляд автора рецензии, в мире художественной литературы только художественная литература и есть, а её зауженные определения обычно бывают востребованы для оправдания слабого качества произведений. С уважением к русскому литературному наследию во всей его полноте написано и вступительное слово митрополита Московского и всея Руси Русской Православной Старообрядческой Церкви владыки Корнилия. Поэма Виктора Петрова «Аввакум. Распря» – явление в мире современной русской художественной литературы
[1]http://moloko.ruspole.info/node/4917
[2]Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга вторая. М.: «Худ. лит.», 1989 г., С. 454. Курсив – Т.Б.
[3] Русские писатели. 1800 – 1917. Биографический словарь. М., 1992 г., Т. 1, с. 33.