Этот рассказ – хроника чувств. Поэтому, если ищите в рассказах завязку, кульминацию и развязку, увлекательный сюжет, - можете не читать – здесь вы этого не найдете. Подобно моему любимому Сарояну, считаю, что не существует формы рассказа или повести, а есть только одна форма – человек.
Для того, чтобы написать эти строки, я, по своему обыкновению, вынула из себя душу. Всего-то. Я пишу их, и у меня дрожат руки и замирает сердце. Давайте, говорите, что это непрофессионально.
Я часто писала в своих рассказах, повестях и романе о том странном видении, которое меня связывает с Арцахом. В октябре 2012-го увидела, будто я солдат на передовой. Вкус опасности. Запах опасности. Желтоватая глинистая земля. Осенние деревья, пронизанные светом. Солнце на макушке одного из них. Мои ноги в армейских сапогах. Еще минута и…что? Меня ранят? Я буду убит? Чувствую это кожей. Видение исчезло. Так и не узнала. Я в Арцахе. Я – солдат.
Этой осенью, во время новой войны приснилось, что я в армянской военной форме. И как же хорошо и уютно мне в ней было! Она, словно моя кожа. Наверное, я уже никогда не узнаю, были ли у меня предки, жившие в Арцахе. А иначе почему меня так манят эти земли? Земли, где меня никогда уже не будет? Как часто мне казалось: стоит закрыть глаза – и я узнаю ответ на этот вопрос, увижу их лица, заговорю на древнеармянском. Мои руки коснутся шершавого кружева хачкаров, и я буду ощупывать их, будто слепая, чтобы понять – все это – не сон. Так я ощупывала хачкары и стены церквей, когда была в Армении. Мне казалось, что все это исчезнет, поэтому нужно прикасаться к чуду, ощущать его.
Утром десятого ноября я еще ничего не знала. Проснулась со странными болями: болела не только душа, но и тело. Боль была такая, будто меня всю ночь били. Решила не читать новостей, пока не приеду на работу. Коллега, встретившая меня в дверях, спросила:
- Что с вашими глазами?
- А что?
- Вы или не спали, или плакали.
Ничего подобного не было – ведь я еще ничего не знала.
Позвонила мама. Я услышала в ее голосе слезы.
- Ты уже знаешь?
- Нет, что случилось?
- Все закончилось…
Все закружилось перед глазами. Кто я? Где? Сижу и перекладываю на столе бумаги, пытаюсь нащупать края реальности, а они выскальзывают. Реальность, она есть? Ко мне обращаются, что-то говорят. Киваю, но не понимаю ни слова. В горле застряли камни. Много камней. Ими забили горло и грудную клетку. Заставила себя выйти во двор и купить кофе. Передо мной – огромный желтый тополь. Он – свет, от него невозможно оторвать глаз. Смотрю на этот желтый цвет на фоне ярко-голубого неба и понимаю, что в нем пульсирует жизнь. В Арцахе сейчас тоже такие деревья. Там только прекратили огонь. Плывут перед глазами страшные списки. Списки погибших ребят, которые были моложе меня на десяток лет. Вечная слава им! Те, кто знал героев, пожалуйста, помните их прекрасные глаза.
Не хочу вспоминать кадры одного из моих любимых фильмов «Если все…» Там Арцах еще армянский, там смеется под лучами солнца Дадиванк…
В 2013-ом я видела в Феодосии разрушенные, заброшенные древние армянские храмы, неухоженную могилу Айвазовского. И это в мирное время, при армянской общине! Я написала об этом в своем романе «Стеклышко». Заброшенные храмы Феодосии, стены древнего Ани…
Как долго мне снились обезглавленные церкви…
Я писала и даже подумать не могла, что вскоре к ним добавятся Дадиванк, Гандзасар, Казанчецоц. Армянские храмы – сама вечность. В них чувствуешь Бога, замолкаешь, потрясенный, счастливый, получивший ответы на все вопросы. Я видела Гегард и Нораванк, Эчмиадзин и Севанаванк, Гошаванк и Церкви Святых Гаянэ и Рипсимэ. Дадиванк, Гандзасар, Казанчецоц – их братья.
Знаете ли вы, что арцахские святыни - сама древность? На территории монастыря Дадиванк находится могила святого Дади - ученика апостола Фаддея. Христиане всего мира, проснитесь! Пока не поздно, не дайте уничтожить то, что свято для всех нас, колыбель нашего мира. Они еще там, в Арцахе. Неужели мы никогда не увидим их?
Читатель, прости за сбивчивость, краткость и сухость. Возможно, когда-нибудь я напишу об этом больше, спокойнее – когда не будет так больно. Слова вырываются, словно кровь толчками бежит из раны. От того так и пишу. Мне кажется, так писать – честнее и правдивее.
Два дня мое тело болело так, будто меня неустанно били. Десятого ноября, засыпая, я слышала голоса. Они говорили по-армянски. Спорили, кричали. Я ощущала странные запахи. Сначала пахло костром, а потом – дилижанским лесом, озером Севан, пылью красного ущелья, где возносится в небо Нораванк. Неужели я никогда не узнаю, как пахнет Арцах – земля, где меня уже никогда не будет?