Регина открыла дверь своими ключами и, просунув голову в прихожую, позвала:
– Ма-ам! Ты дома?
В глубине квартиры бормотал телевизор.
Регина вошла и заперлась на ключ (внутренний замок не работал, в том смысле, что был давным-давно вырезан). Большой пакет больно оттягивал левую руку.
– Ма-ам! – Регина, не разувшись, пошла по тёмному коридору осторожными шагами, то и дело натыкаясь на разбросанные тапки и пакеты. – Я пива принесла!
Пахло жареным тестом и растительным маслом.
– Ма-ам! – Регина принюхалась. – Лепёшки пекла?
Дверь в большую комнату медленно со скрипом приоткрылась и показалась огромная голова кота.
– Базилио, – Регина улыбнулась, – что не встречаешь, паршивец?
Голова кота нырнула обратно.
Регина заглянула в комнату и, удостоверившись, что мать одна и просто лежит на диване, вошла:
– Ма-ам, чё молчишь?
Судя по звукам по тэвэ показывали очередной детективный сериал: кто-то кричал "кийя-а!" под энергичную тревожную музыку и раздавались гулкие хлопки выстрелов.
Мария Леонидовна приподнялась на локте и улыбнулась дочери:
– Реги-инка, давно пришла?
– Здравствуй, вот решила забежать на минутку. Пива принесла, – Регина поставила объёмный пакет на кресло.
Мария Леонидовна встала, подошла к телевизору и убавила громкость на панели. Телевизор был старый и пыльный, батарейки в пульте сели, да и сам пульт за безнадобностью пропал: канул в поддиванную Лету, затерявшись среди мусора.
На худенькой Марии Леонидовне мешковато висел помятый, но недавно стираный, сарафан. На ногах отчётливо проступали синие набухшие вены. Лицо было усталым, без признаков косметики, в сетке мимических морщин, возникающих от прищура и улыбки. На руках расцветал алый глянец мозолей и аллергических наростов, коротко состриженные ногти расслаивались.
– Чай будешь? Там я оладушков пожарила. Только сахара нет…
– Смотри, чего тебе принесла, – сказала, не слушая, Регина и полезла в пакет. – Вот тебе маечка белая. Вот колготки. Не Китай, сама такие ношу.
– Да зачем же… У меня есть. Регин, ни к чему это…
– Лишним не будет, – отрезала Регина. – Тут вот пиво, – достала трёхлитровую пластиковую бутылку. – Тут сыр… чуток колбаски, как ты любишь, "К завтраку". Батон, паштетик. Рожек килограмм.
Продукты складировались на и без того захламленный стол: там покоились потрёпанные книги, целлофан, кулёчки, таблетки, рваные бумажки, чайные кружки. Базилио подал голос и потёрся о Регинину ногу.
Мария Леонидовна всплеснула руками:
– Куда столько?!. Регин…
Регина сложила пакет и убрала в карман джинс.
– Ма-ам, я пока донесла, устала, к тебе пока на третий этаж поднимешься… Порежь, мам, я кружки помою.
Регина взяла две грязные кружки со стола и пошла на кухню. Мария Леонидовна последовала за ней за ножом.
– Как вы? - тихо спросила Мария Леонидовна.
– Нормально. Путёвки в Тайланд взяли на после свадьбы. У Артёма друг в турфирме работает, посоветовал.
– Понятно, – выдохнула Мария Леонидовна, – хоть заграницей побываешь.
На кухне она взяла нож и разделочную доску и пошла обратно в комнату.
Нельзя сказать, что на кухне царил полный хаос, но она была изрядно захламлена. В раковине стояла немытая посуда, на конфорке – чёрная сковорода с оладушками, из-под потолка свисала тенёта, стены были забрызганы масляными застывшими каплями, ведро источало сладковатый запах, а на столе группировались жёлтые от времени пластмассовые контейнеры для круп, муки, сахара и приправ. Советский холодильник громко тарахтел. Под столом лежали пустые бутылки из-под водки и пива.
Регина включила воду, помыла кружки и попыталась отскрести жирной губкой одну из тарелок с остатками присохшей ячневой каши, но тщетно бросила затею. Никакого моющего средства в квартире не было, Регина это знала.
Когда она вошла в комнату, Мария Леонидовна давила ножом колбасу: тот никогда не встречал точильного камня, а потому наотрез отказывался резать. Регина налила две кружки пива и, захватив одну, присела в кресло.
– У тебя-то как? – спросила, прихлебнув.
Мария Леонидовна положила рваные кусочки колбасы, давленые ломти батона и крошащиеся пластики сыра в хлебницу, выкатила в центр комнаты журнальный столик, поставила на него наполненную хлебницу, вскрыла упаковку с паштетом, принесла с кухни баночку искусственной икры, припасённую для особенного случая, наконец, взяла кружку, глотнула.
– Всё по-старому: с Никиткой соседским сижу, ну ничего, скоро со своим внуком повожусь! Тока ты не затягивай после свадьбы…
– Ма-ма! – закатила глаза Регина. – Скока можна-а.
– Вот носков навязала, – как ни в чём ни бывало продолжала Мария Леонидовна, вытянув из-под дивана плоскую корзинку с вязаньем, спицами и клубками. – Катька сёдня вечером обещалась зайти и забрать. Две тыщи заплатит. Эти вот с собачьей шерсти, пять пар получилось…
– Мам, она ж их продаёт две тыщи за пару…
– И что? Мне зато не стоять на улице. Вот заказ на кофточку Нина дала. Через недельку шерсть принесёт.
В юности Мария Леонидовна была красавицей. Отец Регины был счастлив, что отхватил такую невесту. Он увёз Марию Леонидову на другой конец необъятной страны, которая через год после их свадьбы перестала существовать. Родня мужа не приняла её, а собственная оказалась в недосягаемости. После внезапной смерти мужа, она оказалась одна в чужом городе с ребёнком на руках. Поддерживали её только новообретённые подруги. После тяжёлой болезни, она оказалась инвалидом, на высокооплачиваемую, стабильную работу её больше не принимали, стала выпивать, но дочь вырастила, устроила в вуз, в общем, поставила на ноги. Уже на первом курсе Регина переехала к жениху.
Мать и дочь беседовали полчаса, пока всё не было выпито и съедено. Наконец Регина встала.
– Мам, ты не приходи на свадьбу. Мы скажем, что ты болеешь. Ладно?
Мария Леонидовна молча кивнула. Луч солнца на лице высветил новую морщинку.
– А то напьёшься там… Мне пора. Я перед отлётом ещё зайду. Да, вот, – на журнальный столик легла пятисотрублёвая бумажка.
– Регин, у меня пенсия на днях, не надо. Да и Катька…
– Мама, лишними не будут. Я сама закрою.
Дочь ушла. В подъезде она достала телефон и позвонила:
– Тёмочка, мамы не будет, я поговорила… УЗИ?.. Ну, не точно, вроде как девочка, но там только пятьдесят процентов… Шампусика взять?.. Ага… Целую, котик.